Лариса Золотарева с утра чувствовала, что должно случиться что-то неприятное. Ощущала это почти физически, ей даже было как-то плоховато: знобило, подташнивало, кружилась голова… Лариса пыталась успокоиться, взять себя в руки, списывая общее недомогание на весенний авитаминоз, хотя в душе прекрасно понимала, что не он тому причиной.
После обеда лучше ей не стало, наоборот, казалось, что тошнота усиливается, а напряжение нарастает. Лариса даже взяла градусник и смерила температуру. Небольшое повышение, ничего страшного. Но почему же так неспокойно? Откуда это тревожное состояние?
Лариса присела за кухонным столом с сигаретой и задумалась. В принципе, плохое настроение преследует ее уже давно, и тому есть объективные причины. В жизни ее царил разлад, причем сразу во всех сферах. В профессиональном плане все складывалось совсем не так, как она рассчитывала, и последние сбережения уже подходили к концу… Неизвестно даже, чем платить за квартиру, а хозяйка не станет входить в ее положение, и слушать ничего не станет, выселит в два счета. И куда идти? К кому обращаться? К Маринке? Нет уж! Ни за что! Она и так у нее, как кость поперек горла! Да еще Серый масла в огонь подлил, наломал дров, сам, поди, не знает, как из всего выпутываться!
Вспомнив о Маринке, Лариса помрачнела еще больше. Мысли о племяннице в последнее время все чаще приходили ей в голову, хотя еще год назад она произносила ее имя с благодарностью и надеждой. Тогда ситуация выглядела по-другому. Лариса как раз осталась сразу и без работы, и без матери, которую давняя тяжелая болячка все-таки подкосила. Других родственников в городе у нее не было, и Ларисе приходилось туго. Бизнес ее, казалось, наладившийся, развалился, и Лариса совсем затосковала. Единственной родной душой оставалась племянница Маринка, с которой Лариса частенько перезванивалась – племянница жила в Москве, куда перебралась два года назад. И довольно благополучно там устроилась.
С теткой у нее сложились дружеские отношения. Этому способствовала небольшая разница в возрасте: Лариса была старше своей племянницы всего на восемь лет. Это было дистанцией в общении в детстве и юности, когда такой разрыв заметен и бросается в глаза. Потом, после тридцати, все сравнялось. Маринке тридцать четыре, Ларисе сорок два – вполне нормально и даже близко. Отношения были теплыми, взаимопонимающими. Казалось даже, что они подруги. И когда Лариса в очередной раз пожаловалась племяннице на свою безрадостную жизнь, Марина предложила той приехать в столицу.
