«Мудрее жили наши предки,
И, отмеряя жизни век,
Цифирью пользовался редко,
Считая время человек.
Не скажет, жёнку обнимая,
Клонясь с ретивого коня:
«Видать, вернусь шестого мая.
Так поджидай-ка уж меня.»
Не говорил он и для смеха:
«Кажись, то было в сентябре.»
И жизни пройденная веха,
Как звон сокрытый в серебре.
Иные времени заметы,
Что соблюдали прежде встарь.
Забытый ныне, был при этом
Другой, народный календарь.
Там дни, как люди – не безлики,
Имея стать и имена.
В них ветра вой и солнца блики,
И мудрость вещая видна:
Хозяин знал, что за работа
Ему расписана с утра,
Что бабам выпало в заботу
И чем займётся детвора;
Что в печь намечено к обеду
На праздник древней старины
Иль может в этот день приедут
Зятья, собравшись на блины?
Погоды будущей приметы,
На что гадать девицам в ночь,
Рассеет время ли наветы
И кто родится – сын ли, дочь.
Родился кто в день пятый мая,
Но скажет всяк как на духу,
И скажет, твёрдо это зная:
«Родился ноне на Луку.»
«В Кузьминки я уйду, Любава.
В Петровки явится Федот.» —
Такая речь имела, право,
Простой и ясный в жизни ход.» —
Так говорил мне дед мой Никон,
Жизнь вспоминая в старину,
И бородой седой поник он,
Склонивший голову ко сну.
Несло снежок в окна проёме
И огоньками тлела ель.
О-о-о, как уютно в тёплом в доме,
Где за стеной мела метель!
Вот-вот куранты гулким боем
Морозный воздух колыхнут
И разнесёт ночной порою
Осколки праздничных минут.
Одно печально, что хвороба
Мне омрачала Новый Год:
То лихорадит до озноба,
То лихоманка жаром бьёт.
Вот в полночь дрогнули удары
И окна выкрасил салют.
Проснулся нянь, зевая, старый,
Едва проспав пяток минут.
Тут дед, пошарив под кроватью,
Подарок вынул на «Ура!» —
«Вот это да-а-а!» – не буду спать я
Сегодня верно до утра!!!
Мечта – огромная машина
Блестела, зеленью маня,
Ведь на литых, скрипучих шинах
Она во снах несла меня.
Дед подмигнул, довольный мною:
«Вот внучек сразу стал бодрей.»
Тут взгляд его, скользнув стеною,
