Страх и желание.
Две движущие силы человеческой цивилизации. Страх бывает разным. Липким. Струящимся холодной змейкой вдоль позвоночника. Убивающим волю и мысли… Стремительной молнией. Пронзающей от макушки до пяток и вызывающей дикий всплеск жажды жить. У страха много лиц. Но самое страшное из них для человека – страх одиночества.
Снег падал на город пушистыми комьями. Снег владел городом, он был везде и повсюду. Он был всем. Это было необычно. Минск уже давно забыл, что такое настоящая, снежная, зима. Бывало, что снега никто не видел даже на Новый Год. Что уже было просто полным разрывом шаблона. Тоской и срывом блестяще отрепетированного веками новогодне-рождественского стандарта.
Этот год был исключением. Сложно понять, почему. Да особо никто и не заморачивался. Пипл уже давно не забивал себе голову такими сложными вопросами. Какая разница? Есть дела важнее. Сейчас падающие хлопья снега были вполне подходящим антуражем для вселенского горя одинокой девушки в конце одного из перронов минского ж/д вокзала. В её жизни случилось горе. Большое. Самое настоящее. Сломался плейер. Розовый, любимый. Зря смеетесь, уважаемые. В мире, где границы стираются быстрее, чем появляется личное пространство. В мире-мозаике, всасывающем в себя губкой миллиарды разных людей и выплевывающем наружу похожие одна на другую судьбы, оставаться личностью крайне сложно. Многим помогают лишь искусственно создаваемые границы. У каждого они свои. Блондинко спасалась в своей личной скорлупе музыки. Её создавал тот самый. Любимый. Розовый. Который сломался. И вместе с ним вдруг рухнула граница её личной жизни. И обрушился мир вокруг. Сразу, всей своей массой. Пугающей, раздражающей. Горе.
Сначала она пыталась вернуть плейер к жизни. Выпала из толпы, несущей уже экс-пассажиров междугороднего поезда. Толпа уплывала, уносила себя дальше. А для неё мир замер, остановился, сузился до размеров скамейки в самом конце перрона. И останков розового любимца. Он не понимал хозяйку, возвращаться к жизни упорно не хотел. Когда она это осознала, все вокруг вдруг расширилось. Громада вокзала нависала чуть справа. Там же тонущие во вьюге огни города. Слева была сплошная снежная стена. Людей рядом уже не было. И слава богу! – подумала Блондинко. За те полчаса, что прошли с момента поломки, она уже начала их тихо ненавидеть. За тупые темы разговоров, за бессмысленные телефонные звонки, за… да много за что. И эти обострившиеся эмоции вдруг обухом ударили по голове. Снова накатило. Вдруг захотелось курить. Вокзал отдалялся, уносился в снежные дали, растворялся в стихии. Она поняла, что любит одиночество. Любит всем сердцем, осознанно и искренне. Зажигалка еще пару раз чирикнула и наконец-то выдавила из себя огонек. Блондинко закурила, абсолютно не чувствуя ничего. Вот она какая, нирвана. Она всегда наступает тогда, когда теряешь. Часть своего привычного мира. Никаких мыслей, никаких чувств. Полный распад.