Предисловие О советской семье необразцовой
Читателям этих записок наверняка было бы интереснее и полезнее узнать, как жили и чем занимались в пятидесятые-шестидесятые годы дети из типичных семей, составлявших большинство населения СССР. Но об этом придется написать кому-нибудь другому, потому что нашу семью никак нельзя назвать типичной и уж тем более образцовой.
Основных нетипичностей было две: офицерство и еврейство. И офицеры и евреи составляли среди населения СССР какой-то мелкий процент, а уж сочетание этих двух меньшинств в одной семье было совсем нечастым. Не то чтобы в Советской армии совсем не было офицеров и генералов еврейского происхождения – до Второй мировой войны и во время нее их число как раз значительно превышало долю нашей национальности в населении страны. Но в послевоенные годы ситуация резко переменилась, а почему – не место в детских мемуарах рассуждать о том, что и так известно.
Мои папа и дедушка со стороны мамы были кадровыми военными, получали немаленькую зарплату, пользовались различными мелкими привилегиями вроде внеочередной покупки велосипеда или бесплатного проезда в отпуск, снабжались продуктами, практически недоступными для простых людей, были защищены от произвола разной мелкой бюрократии. Благодаря этому мы в целом жили гораздо лучше, чем основная масса советских людей в то время, и в этом отношении наше семейство трудно было бы назвать типичным.
При этом никто из нашей семьи не состоял в партии. Папа был одним из двух беспартийных на своем курсе в академии – более ста человек, дедушка тоже как-то ухитрялся не вступать, хотя при его служебном положении и полковничьем чине это было в высшей степени необычным. Избегали членства они не по каким-то идейным соображениям (которые если и были, то со мною не обсуждались), а потому, что для вступления в партию нужно было заполнять особо подробную анкету, и в ней пришлось бы указать мелкобуржуазное происхождение, “лишенство” родителей, родственников за границей (у какой же еврейской семьи их не было?). А так в кадровых и прочих органах лежали себе в личных делах давным-давно заполненные анкеты, в которые никто никогда не заглядывал.
И мамины и папины родители происходили из не скажу богатых, но зажиточных семей. Мой прадедушка со стороны мамы, которого я прекрасно помню, был высококвалифицированным мастером-переплетчиком и владельцем переплетной мастерской в Гомеле, где кроме него работали еще человек пятнадцать. Прадедушка со стороны папы, умерший в двадцатых годах, занимался лесоторговым делом – имел большой лесной склад в Новозыбкове и механическую лесопилку. После революции они продолжали трудиться на своих предприятиях в качестве специалистов, но считались бывшими эксплуататорами наемного труда, угнетателями трудящихся и социально чуждыми элементами. И как таковые, в соответствии с советской конституцией, были лишены избирательных и прочих формальных прав. Таких людей называли лишенцами. На советские выборы им явно было наплевать с высокой каланчи, но статус лишенца не позволял ни им, ни их детям и внукам служить в государственных учреждениях (а очень скоро все в СССР стало государственным), учиться в средних школах, военных училищах и вузах и накладывал уйму других ограничений. В общем, происхождение из семьи лишенцев являлось большим препятствием в жизни.
