Костя сидел у окна – на широком подоконнике добротного каменного дома и небрежно всматривался во двор, со всех сторон окружённый грязно-жёлтыми стенами того же здания. Красивый фасад – атрибут центральных улиц; здесь же наружу вылезала вся подоплёка неухоженных, старых стен, кое-где отвалившейся штукатурки, ржавых водосточных труб и карнизов с выщербинами и сколами, а то и вовсе отсутствующими кирпичами. Загаженные голубями откаты окон, закрытые железом печные трубы и покосившиеся антенны, для надёжности привязанные тросами к тем же трубам или перилам крыш. Заколоченные окошки мансард и затянутая зелёной сеткой часть стены, где штукатурка держалась особенно ненадёжно. Костя безучастно разглядывал эти особенности дворовой архитектуры, и они были ему приятны – куда больше, чем если бы всё здесь было в идеальном состоянии.
С неба сыпалась мокрая субстанция, напоминающая кусочки пропитанной влагой ваты. Она покрывала неровный асфальт двора крапинками, в качестве своеобразного индикатора обозначая все его огрехи – в малейших впадинах тут же сливаясь в лужицы и теряя цвет, превращаясь в серую, как асфальт, размазню, а бугорки обозначая почти идеальной белой накидкой. Любой проходящий оставлял чёткую дорожку следов, вскоре растекающуюся и заполняемую такой же серой размазнёй. Она была даже в воздухе – размывала очертания окон и стен, дышала сыростью и простудой. Она смывала действительность позади вас, едва та превращалась в историю.
Девушка в ярко-красном пальто уверенной, но не торопливой походкой пересекала двор; видно было, что ей не очень хочется идти туда, куда пролегал её путь, но ей известна его необходимость. Она подошла к входной двери подъезда. Раздалось пиликание домофона – мерзкое пищание, оно вдребезги разбило застывшую тишину квартиры.
Костя встал, добрался до трубки и без разговоров нажал кнопку. Затем отворил дверь на лестничную площадку и прислонился к косяку межкомнатного проёма. Гулкие шаги приближались. Вскоре девушка уже снимала в прихожей пальто, расстёгивала сапоги. Мокрая вата, сделавшись прозрачной, ещё висела в её волосах, превращаясь в капельки воды. Она встряхнула головой, пару раз провела по шикарным тёмно-коричневым локонам щёткой и откинула их назад.
Привычным движением поддев мягкие тапочки, она прошла по скрипучему паркету в комнату, куда удалился молодой человек, едва она вошла. Костя ждал её, привалившись к письменному столу. Комната была большой; из мебели – собранный диван, стол с компьютером, стол побольше, вроде обеденного, пока отставленный к стене между двух окон и заваленный немногочисленным барахлом, большой платяной шкаф старого образца (деревянный); сервант, пара кресел и стульев – всё в коричневых и бежевых цветах, мягких и тёплых. Обстановка сочетала советский стиль с примесью небрежно раскиданной современности, что говорило о непритязательности её обитателя; в общем-то, в ней не было ничего необычного или неприятного. Царил полумрак; через окна, выходящие во двор-колодец, проникало мало света, да и на улице его не было в излишке.
