У меня есть две молодые красивые лошадки – Арсиноя и Береника.
Первая – золотистая Арсиноя – игреневой масти блондинка с белыми гольфами на ногах и белой звездой на лбу, капризная и своенравная, была спасена мною от неминуемой участи быть зарезаной на мясо в возрасте трех лет. Ее хозяин, алтайский крестьянин-коневод, владел табуном в тридцать голов, регулярно поставляя подросших до нужных кондиций питомцев некой организации, специализирующейся на производстве колбас.
Арсиноя, тогда еще безымянная, в силу избыточной тяги к независимости, часто отлучалась от своего лошадиного социума, чем вызывала обоснованную тревогу и раздражение хозяина, мужчины крутого и решительного. По его словам, «потерять ее вовсе от волков, либо, что вернее, от лихих людей», не входило в его планы. Поэтому он с легким сердцем, за довольно скромную сумму, отдал ее мне, снабдив также длинной пеньковой веревкой и железным колышком, с помощью которых мне удалось с невероятными трудностями и массой приключений в течение целого полумесяца, доставить неожиданную покупку в сопредельную с алтайским краем область, где находилась моя так называемая сельская усадьба – одиноко стоящий на красивом холме дом с огражденным высоким забором двором, включавшим в себя огород, небольшой сад, пасеку в шесть ульев, а также необходимые помимо жилища строения – баню, гараж, место для скота и птицы и т. д. и т. п.
Другая красавица – Береника – брюнетка караковой масти, черно-матовая с ржавыми подпалинами на морде, брюхе и ногах, была, напротив, ожидаемой покупкой, поскольку ее я приметил и полюбил еще в нежном возрасте, когда она была долгоногим жеребенком шоколадного цвета, неотступно следовавшим за своей матерью – крупной гнедой кобылой по имени Искра.
Сама же Береника в ту пору именовалась Соней. Так обозначил ее за невозмутимый и задумчивый характер хозяин, ветеринар ближней от меня деревни с загадочным названием Зазеркалье, деревянные избушки которой с полуразвалившимися вкраплениями кирпичных и шлакоблочных домов, размашисто рассредоточились на пологом и топком противоположном от меня берегу глубокого и довольно широкого, вытянувшегося на три километра в длину озера Зеркального с втекающей и вытекающей из него речкой Светлой. Благодаря последней вода в озере всегда была изумительно чистой и прохладной, а поверхность в тихую погоду действительно напоминало огромное зеркало.
