Как понять, что ты жив, если ничего
не чувствуешь?
Меня окружало абсолютное Ничто. Где
бы я не находился, здесь не существовало ни пространства, ни
времени, ни света или тьмы. Не было и меня. Без тела, без эмоций,
без памяти, я не мог ответить себе на простейший вопрос: а
существую ли я на самом деле?
Но как понять, что ты мертв, если
обрывки слов в моем сознании складывались в предложения, а те в
свою очередь, в осмысленные тексты?
Я пытался понять, где я, но все было
безуспешно. Я пытался понять, кто я, но и здесь меня постигла
неудача. Мысли продолжали роиться. Почему я здесь, как долго, и что
вообще такое это «долго». Это очень странно, когда не можешь понять
даже то, о чем ты сам думаешь.
Ответы на заданные вопросы упорно не
желали находиться. А затем, совершенно внезапно, спустя секунду
или, вполне возможно, целую вечность, эти самые столь необходимые
ответы вспыхивали в моем сознании яркой отгадкой. Но в такие
моменты, слова, сложенные в аккуратные предложения, были начисто
лишены смысла. Ведь вопросы, на которые они отвечали, уже
давным-давно или совсем недавно, стерлись под влиянием… А,
собственно, чего?
Чтобы вернуть себе возможность связно
мыслить у меня ушло около тысячи лет. Или это было примерно пять
минут? В таком странном месте было трудно следить за временем, в
связи с его полным отсутствием. Когда у меня наконец, получилось
отчетливо осознать себя как личность, я решил считать слова, чтобы
хоть как-то занять себя. Правда, всего на шестом триллионе мне
стало скучно. Это было хорошо, ведь скука означала, что ко мне
понемногу стали возвращаться эмоции. Но затем, ко мне пришел
страх.
Я боялся, что застряну здесь
навсегда. Хуже всего было то, что в месте, в котором отсутствует
само понятие времени, «навсегда» искажалось еще сильнее и могло
значить что угодно. Когда я перестал считать слова, удерживать
сознание стало сложнее. Три вечности спустя я засмеялся. Не знаю
почему, просто мне так захотелось. Смех без голоса, без лица,
которое может скривиться в улыбке – странная штука. Потом я понял,
что смеюсь от безысходности. Ведь я еще не вспомнил как горевать, а
уж лить слезы мне физически было невозможно. Чтобы не заскучать,
начал считать каждое «ха-ха», которое произносил про себя.
Но в этот раз, вести счет почему-то
было сложнее. Несколько раз сбивался, сначала на сорока миллиардах,
потом на числе девять, и наконец, на десяти в тридцать шестой
степени. Не знаю, что это за число, могу только догадываться, что
времени в реальном времени на этот подсчет ушло бы очень много. И
да, это тоже было очень скучно.
