Плохие вести
Прилетев в эльфийскую столицу, я
быстрым шагом направился к таверне с моей красавицей, порадовать ее
хорошими новостями. А потом мы тут же вместе направимся к военному
министру, проинформировать его об освобождении крепости, приблизив
тем самым вызволение узников.
Я вошел в таверну, Адельхейд сидела в
самом дальнем углу, как я ее и учил, подальше от шумящих и
обсуждающих что-то игроков. Словно почувствовав меня, она подняла
голову, тут же меня заметив. Лицо моей милой озарилось приятной мне
радостью. Я кивнул, подтверждая, что все прошло хорошо, и наши
шансы вызволить ее родителей из тюрьмы резко выросли. Позади
хлопнула дверь, вошла группа возбужденно переговаривающихся
игроков.
– Не, ну какая кровавая казнь, а?
Что-то они перебарщивают с натурализмом! И почему я видел уже три
казни подряд, но никогда не казнят эльфов, то гномов, то орков, вот
сегодня людей! Это что у них тут, расизм в действии?
– Ну так за государственную измену
казнь и должна быть жестокой! А своих преступников-эльфов, они,
наверное, давят потихоньку удавкой в темном углу, чтобы не позорить
расу перед приезжими. Гордые!
Я увидел, как побледнело лицо
Адельхейд, радостная улыбка за мгновение превратилась в гримасу
ужаса.
Я тут же бросился к ней, презрев все
прежние меры безопасности, к счастью, внимание всех игроков было
приковано к вошедшим, продолжающим смаковать подробности казни.
Схватив и обняв еле стоящую на ногах Адельхейд, я повел ее в номер.
Эти несколько десятков метров дались мне как дорога на эшафот, я
безмерно переживал за мою девчонку. Вместе с сочувствием к ней из
глубины моей души глухо рычал природный зверь – ну, если это
правда, и на центральной площади казнили родителей моей Адельхейд,
то погодите! Пока что я играл по правилам – совал щедрые взятки,
освобождал крепость по заданию министра обороны, чтобы ускорить
освобождение Рхиэннон и Вилхалмера. Если эта вежливая игра привела
к их гибели, я не просто расстроюсь, я выйду за рамки любых прежних
правил, я установлю мои собственные! И все, кто имел наглость
наплевательски отнестись как к жизням родителей Адельхейд, так и к
договоренностям со мной, что их освободят, понесут жестокое
наказание.
Усадив Адельхейд на кровать, я
пробормотал ей, что не надо отчаиваться, это может быть просто
недоразумением, я сейчас сбегаю на площадь и все проверю. Ни она,
ни я в возможность недоразумения не верили, но сама она было просто
раздавлена горем, чтобы куда-то идти, а я бы по любому остановил
ее, вздумай она туда направиться. Я прекрасно помнил, какие
кровавые казни устраивает местный король, сам случайно
поприсутствовав на четвертовании гнома, и боялся, что окровавленные
и разорванные тела моей несостоявшейся тещи с супругом так и лежат
на площади.
