Дождливая ночь марта. Психушка. Комната дежурной ночной медсестры.
Неожиданно из коридора послышался тихийподозрительный шорох. Затем в лунном свете мелькнула тень.
Мурашки окутали все тело, стало жутко. К горлу подкатил комок страха, который затруднял дыхание, сердце забилось сильнее…
– «И угораздило же ее этой ночью оказаться в психушке! А может, померещилось?» – подумала журналистка и взглянула на дежурную ночную медсестру.
Та сидела неподвижно, не моргая.
Они переглянулись.
Вдруг послышались незаметные, практически бесшумные шаги. И спустя несколько секунд журналистка услышала: «Молись о смерти!»
Заглянув страху прямо в глаза, журналист мгновенно осознала, что попала в смертельную ловушку. Она пыталась закричать, но ком в горле не давал этого сделать. Она поняла, что не может кричать!
«Черт бы ее побрал! А, страх стал реальностью! – оценила положение она, дрожа от страха. – И на выбор ей два варианта – либо сопротивляться, либо разделить судьбу жертв, – взяла она себя в руки, глядя как сама не своя дежурная медсестра, оцепенев от страха и ужаса, упала в обморок. – Но, что можно сделать за минуту до смерти? Как выйти из состояния жертвы?»
У нее возникло ощущение, что она снимается в авторской драме, где ее персонаж серийный убийца, а писатель жертва.
– Если, конечно полицейские не доберутся до маньячки первыми, – неожиданно вставил ремарку внутренний голос.
– Хотя постой, а ведь это возможность остаться в живых! – мелькнула спасительная идея.
– Вот так вот, а не поздно ли? – спросило второе я.
– Это и есть лекарство против страха – изменить ужасную концовку романа, – вцепилась журналист в спасительную идею, не обращая внимания на внутренний голос.
– А вот и спасительная концовка:
– В городе орудует маньяк. Его погода – дождь. Его время – ночь полнолуния…
– На ночь глядя?! – усмехнулся внутренний голос.
– Именно после дождливых ночей в городе находили тела его жертв, – отреагировала журналистка.
– Но сыщик, узнав о нервном срыве журналистки, уже спешит в психушку. И сыщик не ошибся, злодей действительно искал жертву в психушке.
– Фантазии полоумной! – с иронией посмеялся внутренний голос.
– Разговор сыщика с собой… – лихорадочно работала спасительная писательская мысль, не обращая внимания на иронию второго я.