Пролог
В комнате с белым потолком,
С правом на надежду…
Nautilus Pompilius
От моего дома до твоего три остановки на маршрутке, если ехать от храма и четыре, если сесть в автобус у пруда.
Утренний общественный транспорт пахнет духами, гречневой кашей, ваксой и мятной жевательной резинкой. Тепло, тесно, закашляли, надышали.
Триста шагов – путь из А в В, от железной подножки маршрутки до твоего подъезда. Примерно пять минут ходьбы в обычном темпе, и на две минуты больше, если плестись, как снулая черепаха, когда становится совсем уж невмоготу. Ведь правда, бывает такое, что ноги не несут?
Промзона. Трубы котельной, стыдливо притаившиеся за березовыми стволами. Восемь часов сорок минут по московскому времени. Свежо. Тропинка средь берез – полоска выщербленного асфальта. Голуби, галки, пожилые собачники. Чувствую на себе косые взгляды прохожих, невольно поеживаюсь, брезгливо морщусь. Социопатия с каждым днем все плотнее, все ощутимее, словно еще немного – и она обретет физическую форму, воплотится, окутает меня слоем резиновой массы, и я исчезну.
Подъезд. Типовое здание пятиэтажного общежития. Код решетка – сорок два – тридцать. Повернуть в левое крыло. Подняться на пандус – повернуть направо – девять ступенек, еще раз повернуть и снова девять. Восемнадцать гребаных ступенек, если считать все вместе. Серая железная дверь от этажа смачно лязгает, нешироко распахивается. Ты меня встречаешь с настороженностью в глазах, в сланцах на босу ногу и с каплями воды на обнаженном торсе. Надеюсь, под твоими домашними штанами сегодня хотя бы есть нижнее белье. Преодолеваю последнюю пару ступенек. Отстраненно гляжу сверху вниз на носы своих ботинок. Словно не я это, а кто-то другой, совсем другой человек поднимается по пыльной лестнице, мимо мутного оконца с серым от времени подоконником, на который некто выложил стопку весьма почитанных бульварных романов в ярких обложках.
Пока я не перешагнула порог, что за певучей железной дверью, мир полон звуков, красок, запахов. Ощущения привычно царапают собой каждый мой орган чувств. Но вот дверь снова щелкает – теперь уже за спиной. Запахи щей, моющих средств, корвалола и табака смешиваясь, образуют воистину странное амбре. Так пахнут людские жилища: бедностью, надеждой, жизнью.
