Это было худшее из всех времен, это было худшее из всех времен. В очередной раз. В этом суть вещей. Они распадаются, всегда распадались и всегда будут распадаться – такова их природа. Потому старого старика выбрасывает на берег. Он похож на проткнутый футбольный мяч с разошедшимися швами – типа тех кожаных, что люди пинали сотню лет назад. Море было бурным. Оно сорвало рубашку с его спины. Слова, нагие, словно я в день своего рождения, у него в голове, которую он поворачивает, но от этого больно. Так что старайся не двигать головой. Что там у него во рту – песок? Это песок у него под языком, он его чувствует, слышит, как тот скрипит на зубах, пока он поет песнь песка: я мелкая взвесь, но включаю мир весь, если ты упадешь, я всегда буду здесь, на солнце сверкаю, следы заметаю, посланье в бутылке, бутылка в волнах, стекло – тоже я, но для жатвы трудней нет зерна
нет зерна
Слова песни улетучиваются. Он устал. Песок во рту и в глазах, последние крупицы в горлышке песочных часов.
Дэниэл Глюк, твой люк наконец закрыт.
Он насилу открывает склеенный глаз. Но…
Дэниэл сидит на песке и камнях
…так вот она какая? В самом деле? Это и есть смерть?
Он заслоняет глаза. Очень яркий свет.
Солнечно. Но при этом ужасно холодно.
Он сидит на песчаном каменистом берегу, очень резкий ветер, солнце, конечно, светит, но не греет. Вдобавок голый. Немудрено, что ему холодно. Он опускает взгляд и видит все то же старое тело, изувеченные колени.
Он думал, что смерть очищает человека, сдирает с него гниющую гниль, пока он не становится легким, как облачко.
Похоже, в конце ты остаешься на берегу той самой личностью, которой был в момент ухода.
Если б я знал, думает Дэниэл, то постарался бы уйти в двадцать – двадцать пять.
