Ужин после премьеры

Памяти отца

О приезде сына Владимир Алексеевич узнал из афиши на дверях Дома Кино. Размашисто написанная синим фломастером, она извещала о премьере фильма Валентина Вишерова «Пьеса для короля».Уехав учиться в Москву, сын никогда не писал родителям, которые уже давно были в разводе. И только время от времени звонил: чаще матери, иногда – отцу (обычно после получения очередного перевода). Первые студенческие годы он ещё дарил их своим присутствием в летние каникулы, на старших же курсах – всё лето проводил в экспедициях. И мелькал дома разве что проездом из Сибири или Средней Азии. Потом работа на разных студиях страны ещё дальше увела его от родного города. А вскоре поднялся «железный занавес», и Валентин вместе с другими «полковниками» – так с лёгкой руки поляков называли режиссёров, чьи фильмы по многу лет пылились на полках, не допущенные цензурой на экран, закружился по зарубежью. Правда, его дипломный фильм «Чёрный ветер» – по поэме Блока «Двенадцать» – протомился в заточении всего два года, но скандал вокруг него в своё время был приличным: фильм хотели смыть, а то, что Валентин, спасая своего первенца, попросту выкрал картину, подменив её негативом, придавало всей истории детективный аромат, прельстивший бойких журналистов, которые принялись вовсю раздувать его популярность.

За те годы, что сын был вдали от них, бывшие супруги постоянно перезваниваясь, снова сблизились. Владимир Алексеевич стал даже иногда бывать в доме своей бывшей жены, каждый раз приятно беседуя с её теперешним супругом. Человек незаурядный и хорошо образованный, Виталий Иванович не один десяток лет возглавлял кафедру научного атеизма. Теперь же, когда последнее слово вообще изгнали, шикарный Дом атеизма прикрыли, а кафедру окрестили трудно произносимым с непривычки именем религиоведения, он пробовал себя в чтении публичных лекций о религиозных основах нравственности. Даже в первые годы после ухода Елены, в самые тяжёлые свои годы, задолго до встречи с Верой Николаевной, Владимир Алексеевич не испытывал к нему неприязненного чувства. Нет, это Елена сочла пятидесятилетнего профессора-вдовца более подходящим мужем, чем он, неудавшийся тележурналист, с треском уволенный с работы и вынужденный снова приняться за переводческую подёнщину.

Вернувшись при первых проблесках Гласности на телевидение, то самое телевидение, что некогда отринуло его, Владимир Алексеевич с горечью об ушедших годах думал, что почти всю жизнь занимался не своим делом. Но в юности путь в журналистику ему закрывал репрессированный отец. Пришлось смириться тогда с Институтом иностранных языков. Там он и встретил Елену и безоглядно влюбился в эту смуглую, тоненькую девушку с ясными серыми глазами. Репатриантка из Китая, в конце сороковых она с отцом приехала на Родину. Отец, фоторепортёр, был незамедлительно обвинён в шпионаже: хорошее владение английским и японским в дополнение к богатой коллекции фотоаппаратуры делало обвинение неопровержимым. В первую же зиму в лагере он умер. Елена в 18 лет осталась одна по сути в чужой стране. Чтобы снимать угол и как-то существовать она работала в фотоателье, а вечерами стала вести разговорные группы английского. Но преподавание ей запретили – нужен был диплом…