Лето 1918 года
В бараке было почти пусто. Все
рабочие находились на заводе. Койки с панцирными сетками, а многие
и вовсе без них, застеленные лишь досками с матрасами поверх,
набитыми соломой, были пусты. Из открытых окон доносился звук пения
птиц, и изредка по широкой комнате пролетал теплый летний
ветерок.
Некоторые части барака были отделены
занавесками. Так обычно отделяли от основной части огромного
помещения территорию «семейных» — две-три койки, на которых спали
супруги и их дети. За одной из таких занавесок сидела женщина,
одетая в серое платье в пол с белым застиранным платком на голове.
Она с беспокойством и тревогой смотрела на лежащего мальчика лет
семи и нервно кусала губы. И было от чего. Голова мальчика была
перевязана куском оторванной холстины. Левый глаз заплыл от
огромного на пол лица синяка. На руках тоже были гематомы, а если
откинуть тонкую простынь и снять нательное белье, то и на теле
ребенка можно было обнаружить множество синяков.
— Сереженька, кто же тебя так, — тихо
прошептала женщина, сдерживая подступающие слезы.
Видимо от звука женского голоса
мальчик пришел в себя. Веки задрожали, и с трудом открылся правый,
не заплывший, глаз. Ребенок мутным взглядом обвел пространство, и
через пару секунд его взор остановился на женщине.
— Хде. я?..
***
Болело все тело. Первой моей мыслью
было «и как я сумел так нажраться?» Последнее что помню — отмечали
успешную защиту диплома. Начали еще сразу после выхода из здания
университета. Потом плавно переместились на квартиру к Леньке
одногруппнику. Там и девчонки наши подтянулись. А потом — все как в
тумане. И ведь не любитель я выпить, а поди ж ты!
С трудом разлепив почему-то лишь один
глаз, я кое-как сумел осмотреться, и второй мыслью стало «ну
здравствуй, белочка». Что за женщина передо мной, да еще и одетая
так странно? Да и выглядит она как-то уж очень большой. Великанша
блин.
— Хде. я?.. — с трудом смог я задать
свой вопрос.
Горло пересохло и саднило. Слова
проталкивались с трудом.
— Сереженька! Очнулся! — кинулась ко
мне незнакомка и с нежностью провела рукой по моей голове.
«Сереженька?! Меня же Алексеем
зовут!»
Странности множились, а ответов пока
не было. Горло не давало о себе забыть и сильно отвлекало от
мыслительного процесса. Собрав последние силы, я сумел попросить
воды. Хоть тут проблем не возникло. Женщина после моей просьбы
засуетилась и исчезла из моего поля зрения, позволив осмотреться
более внимательно. Увиденное не обрадовало. Более того — я решил,
что брежу и сошел с ума. А все руки. Мои руки. Мои ли? Слишком
маленькие, тощие, какие-то… детские?
