Андрон Сергеевич Кончаловский
Эту книгу нельзя листать
Эту книгу нельзя листать – её нужно смаковать.
Роман Дмитрия Лиханова – удивительное литературное явление. Любое произведение о животном – это всегда о человеке.
«Бьянка» – тоже не только о собаке, но о людях, среди которых она жила.
Повесть о человечности и подлости, доброте и предательстве. О Дружбе. И бескорыстной Любви. Автор бесстрашно погружает зрителя в мельчайшие подробности переживаний собаки по имени Бьянка. Игнорируя нетерпеливость сегодняшнего читателя, он так же неторопливо погружается в бесхитростный быт многочисленных персонажей романа, заглядывая в закоулки их существования.
Лиханов заглядывает в глубину и закоулки нашего родного языка, смакуя удивительные народные слова, которые он открывает для нас, чтобы мы могли полюбоваться его богатством. Эта книга пропитана любовью к природе, ко всему живому, ко всем этим «по-чеховски» несостоявшимся людям. Движения сюжета неожиданны, но логичны, – какой на самом деле и является наша жизнь… Я прочитал эту книгу, удивляясь ее свежести и смелости.
В заключение, позволю себе вольную цитату из произведения другого русского писателя – Гавриила Николаевича Троепольского, который тоже написал роман о дружбе собаки и человека:
«Ни одна собака в мире не считает преданность чем-то необычным. Но люди придумали превозносить это чувство собаки как подвиг только потому, что они не часто обладают преданностью другу настолько… чтобы это было естественной основой… когда благородство души – само собой разумеющееся состояние».
Bianca
Жизнь белой суки.
Посвящается Тайге
Лёжа на талом снегу в ожидании близкой смерти, Бьянка вдруг вспомнила запах матери, сотканный из слабых, еле памятных ароматов: её тёплого жирного молока, сухого сена с лоскутами увядших васильков, тлеющей дымно листвы, что жгли на дачах в ту самую первую осень её начинающейся жизни.
Запах тлеющих листьев был одним из первых, а потому особенным: острым, густым, вобравшим в себя всё, что смогло вместить короткое земное бытие всякого листа: от клейкой, стрельнувшей навстречу теплу почки до обречённого полёта к холодеющему телу земли. Поздний сентябрь увядал, и деревья сыпали листвой повсюду. Клён устилал зелёную пока ещё траву пышным апельсиновым одеялом. Тополя лениво, но как-то дружно стряхивали свои последние пепельные ошмётки. И некрасиво, широко сорила мелкими листочками старая, стволом в три охвата, ива. Но ещё красовались на солнечных припёках одетые в тусклый пурпур рябины с тяжёлыми пучками подмерзающих алых ягод, а трепетные осинки обливала светлая яичная желтизна. Пройдут недолгою чередой прозрачные дни, и лазурь неба надолго затянет клубящаяся хмарь, зачастят дожди, вымочат до самой сердцевины деревья, и последние листья на них оборвёт порывистый северный ветер, унесёт в грязь, в лужи, в тлен. Наступит зима. Бесконечная. Студёная.