Тяжело кряхтя, я поднялся с монолитного каменного пола круглого
зала и огляделся. М-да, попал ты, Алеша, ой как попал. Точнее, не
Алёша теперь, а Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблгад, мать его
Кендра, отец Персиваль, брат Аберфорд и сестра Арианна! Да и тетка
Гонория туда же!
– Гонория! Ха-ха! ГОНОРЕЯ! – звеня колокольчиками в бороде и
безумно хохоча, прокричал я, вскинув голову к куполообразному
потолку центральной ритуальной залы Хогвартса. – Ну и имена же
здесь! Ха-ха-ха! А где же Имодиум и Пурген? Аа-ха-ха! Хотя... это
же лекарства ха-ха-ха-ха-ха!
Вот попал так попал, чтоб этого гада, который прежний Альбус, в
нимфоманку-рабыню какого-нибудь тентаклиевого старика переродило.
Чем не ещё одно большое приключение?! В истерике я продолжал нести
всякий бред и безумно хохотать. Это ж надо! Уснул дома, а очнулся
Дамблдором!
– Ха-хи-ха-хууу... Айяб...ля. – от смеха у меня наконец кончился
воздух в лёгких и свело живот, отчего я согнулся и, сделав шаг
вперёд, запнулся об подол цветастой мантии и снова упал на пол,
чувствительно ударившись лицом о камень пола. В носу что-то ощутимо
хрустнуло и заболело. Серый камень окрасился красным.
Немного успокоившись и отдышавшись через широко открытый рот, я
поднялся и махнул рукой в сторону лица, накладывая на себя
заклинания первой помощи.
— Анапнео. Эпискей. — первое заклинание прочистило мне
всю носоглотку, а второе сразу же вправило переломанный нос и
остановило кровотечение. И всё это без палочки. Которая, между
прочим, вон в центре печати Инкарны торчит.
А, кстати, рефлексы и память прежнего Альбуса нормально так
усвоились. По крайней мере, беспалочковая магия далась довольно
легко. Если бы прежний Дамблдор эти заклинания ещё и использовал
часто или просто в своё время хорошо отработал, то и вербальную
часть можно было бы спокойно выкинуть. Но вот уж кем-кем, а
целителем Дамблгад точно не был. Хотя этот аспект Искусства знал
довольно неплохо. Почему Дамблгад? Так мне вся его память и часть
опыта достались, и я ответственно заявляю: прежний Альбус был той
ещё лицемерной гадиной! И действовал он только и исключительно ради
“Общего Своего блага”.
Так, первая истерика вроде у меня прошла. Теперь надо решать,
что делать дальше и как бы окончательно не сойти с ума от всего
произошедшего. В то, что, переродившись в старого манипулятора со
всем его стодесятилетним опытом и памятью, я останусь в своем уме,
мне совершенно не верилось. Что стоят мои обычные тридцать лет, по
сравнению с его блистательным, полным приключений, удивительных
экспериментов и хитроумных интриг веком? И тот факт, что из
приключений он чаще выезжал на чужих плечах и в его экспериментах с
интригами погибло немало людей, не делает жизнь прежнего Альбуса
серой и невзрачной. Скорее даже наоборот — разукрашивает
насыщенными тёмными тонами и припудривает ярким блеском ореола
великого светлого чародея, который он старательно для себя
создал.
