Азкабан.
Догадывались ли стражи тюрьмы, что глубоко в недрах замка, рядом
со средоточием энергии из лей-линий, создатель его открыл разлом? В
измерение мрака. Туда, откуда пришли дементоры. То, что сдерживает
их - древние чары, неведомые никому из ныне живущих. Никто так и не
смог исследовать Азкабан из-за его опасности до конца, хуже того -
большая часть его пропитана тьмой столь сильно, что даже самые
амбициозные маги своего времени предпочли превратить древний оплот
в темницу и более не вспоминать о нём. Так много лет стабильной
работы и так мало для одной ошибки.
В одной из многочисленных камер нижнего уровня умирал человек.
Дементоры, вытягивающие уже не просто позитивные эмоции, или вообще
хоть какие-то, а постепенно соскабливающие душу несчастного,
значительно ускоряли процесс.. Отвратительные условия, смертельные
для обычных людей, в которых маги могут выжить только потому, что
их магия может управляться инстинктивно. Собственная сила не даёт
осуждённым умереть сразу - на то и расчёт их тюремщиков.
Человек не был молод - его глаза за закрытыми веками выцвели, а
волосы давно поседели. Морщинистое лицо почти лишилось крови.
Раньше он ещё мог двигаться и есть, последнее же время бессильно
лежал на леденяще-влажном камне, сосредоточившись на затухающем
угольке где-то внутри. Пожизненный срок подходил к своему
логическому концу.
Однако, где-то очень далеко - за гранью миров и реальностей,
целое было разбито. И вместо смерти, в одном конкретном мире,
избранный задолго до своего рождения человек встретил свой конец
иначе. Глубоко в недрах замка из разлома вырвался обломок света. Он
на мгновение разорвал тьму и столь же быстро устремился туда, где
давящий смертный мир не попытается стереть его как ошибку. Не
выдавить в нижние планы, полные негативной энергии - ведь именно
такой флёр оставил за собой осколок. Не отправить на местные
“небеса”, ибо тот не содержал “тьмы”. Не в этот раз.
Не доходя до своего последнего цикла жизни, тело дёрнулось,
будто от попадания снаряда. Старый человек в нём уже умер, новый же
- только примерял личину. Холод, безнадёжность положения и зверский
голод, тускло отзывающийся в едва не начавшем гибнуть мозге.
Тело продолжало лежать, лишь выровняв дыхание - через силу, всё
чаще выдыхая тёмно-лиловые прожилки в реальности. Вскоре из
смёрзшихся челюстей вырвалось первое облачко пара. Неясно, сколько
бы ещё лежало то, что раньше было человеком.
