Пролог. Ночь перед Рождеством, или Бойтесь своих желаний.
Холод… Холод так давно вгрызался в моё тело, что достиг не то
что костей, а самой души, превращая её в сплошную ледышку, лишая
всякого намека на человечность.
Голод… Голод уже пропитал тело до самой последней клеточки,
превращая в вечно голодное, жаждущее пищи животное, пытающееся
сожрать самого себя.
Жажда… Жажда давно стала неотъемлемой частью, выдавливая из меня
остатки совести и сострадания, чести и достоинства.
Безумие… Безумие заменило мне разум и сознание, и чем глубже в
него погружаешься, тем бездонней становится его пропасть, из
которой нет выхода.
Усталость… Усталость была настолько велика, что напрочь отбила
даже мысли об отдыхе, заставляя переставлять ноги в неком
механическом бесконечном ходе сквозь окружающую
действительность.
Холод, голод, жажда, безумие, усталость… Холод, голод, жажда,
безумие, усталость… Холод, голод, жажда, безумие, усталость… и нет
никакого намека на то, как разорвать этот безумный цикл,
бесконечный, как лента Мёбиуса…
Почему я жив? Почему моё тело еще может двигаться? Почему я еще
могу мыслить? Почему, почему, почему…
***
Корпоратив? или, проще говоря, бухалово длилось часов пять и
вплотную приближалось к той самой точке, за которой должен был
последовать лютый писец, после чего нормальные люди не смогут и
глаза-то поднять. Я же был до неприличия трезв, как всегда мрачен и
наглухо абстрагирован от окружающей действительности, пялясь на
свой сок, плещущийся на дне стакана. Вообще-то, мне не по душе
такие «праздники», но начальство сказало «надо», и посему выбора не
было — не терять же работу. Кстати, о начальстве: оно давно лыка не
вяжет и сидит в обнимку со стажеркой посимпатичнее, запустив лапу
ей под расстегнутую блузку. Не удивлюсь, что скоро они или свалят,
или будут искать укромный уголок… или нет, учитывая, в каком мире
мы живем. Я опустил маску, закрывающую лицо, до глаз и пригубил
сок, после чего вернул полоску ткани обратно. Пара девчонок из
логистики заметили это и тут же отвернулись, хорошо хоть без
комментариев о моей внешности.
— Скучаешь? — Я поднял глаза и посмотрел на стоявшую передо мной
фигуру. Потомственная цыганка, еще не старая, работала в
бухгалтерии и славилась весьма вздорным характером, отчего была в
весьма натянутых отношения почти со всеми в коллективе нашей фирмы.
Звали её, э-э-э, кажется Марла, но не точно. Бухгалтерша кивнула на
диван рядом со мной. — Не возражаешь? — Я только пожал плечами, а
она, коротко хмыкнув, плюхнулась рядом и оглядела окружающих.
Несколько минут мы просидели рядом молча, прежде чем она обратилась
ко мне снова: — Чего сидишь тут пень пнём, вона девок молодых
сколько? Пошел бы поплясал с ними. — Я покосился на нежданную
собеседницу с самым скептическим взором. Она же смотрела на меня с
легкой улыбкой, явно ожидая ответа моей светлости.
