Сколько я себя помню, я всегда была герпетологом. Моя мама как-то сказала, что понятия не имела о том, кто такие герпетологи, до тех пор пока не стала матерью одного из них. Меня часто спрашивают, откуда у меня взялся интерес к змеям и крокодилам. На что я отвечаю, что в детстве почти все интересуются рептилиями и земноводными, но у большинства это проходит годам к одиннадцати. Остальные становятся герпетологами. Я была помешана на лягушках и змеях задолго до того, как впервые в жизни увидела настоящую змею. Это случилось в июле, когда мне было пять лет, на берегу озера Онтарио. Я плескалась в воде, сидя на автомобильной покрышке, а моя двухлетняя сестра, вооружившись дуршлагом, пыталась наполнить покрышку водой. Она не заметила, как зачерпнула североамериканского ужа, Nerodia sipedon, и вывалила его мне на ноги. Я завизжала, а змейка, которая, должно быть, испытала не меньший шок, тут же скрылась в воде. Наша уравновешенная няня отругала меня за то, что я подняла такой визг из-за какой-то ерунды, ведь я уже большая девочка. Со временем я полюбила змей, а уж, моя первая змея, и по сей день остается моим любимцем.
И вот двадцать лет спустя я лечу в самолете над Сахарой на высоте 12 тысяч метров. Путь мой лежит в Браззавиль. Теперь я уже почти профессиональный герпетолог: я учусь в аспирантуре Гарвардского университета, пишу диссертацию о ядовитых змеях. Когда мне предложили поехать в недавно созданный заповедник в Центральной Африке для проведения герпетологического исследования, я тут же ухватилась за этот шанс. Об амфибиях и рептилиях Центральной Африки известно очень немного, и мне предстоит работать в районе, находящемся за сотни километров от тех мест, где когда-то проводились подобные исследования. Несмотря на долгий перелет, который начался еще в Бостоне, я была настолько взволнована, что за всю дорогу не сомкнула глаз. Город Браззавиль – столица республики Конго, бывшего Французского Конго, успокаивала я родителей в течение всего последнего месяца. Это совершенно другое государство, а вовсе не то Конго, которое называется Демократическая Республика Конго, то есть бывший Заир. То Конго, в которое еду я, – это относительно безопасная и политически стабильная страна в Центральной Африке. Конечно, я не стала сообщать близким о некоторых других опасностях. Укус ядовитой змеи в отдаленном районе может оказаться смертельным, а я не везу с собой никаких противоядий (в частности, потому, что использовать их в полевых условиях небезопасно). Так погиб один мой коллега: укус детеныша змеи, неправильная идентификация, медицинская помощь оказана слишком поздно – и человека не стало. Следующий момент – болезни, о которых я читала: малярия, желтая лихорадка, речная слепота (онхоцеркоз), лихорадка Эбола. К тому же в Африке мне предстоит встречаться с людьми, у которых могут быть вообще неизвестные современной медицине заболевания. Есть там и черви, которые проникают в плоть и потом ползают под кожей. И конечно, люди, которые порой бывают опаснее любого зверя. Есть опасность стать жертвой изнасилования в стране, где уровень заболевания СПИДом крайне высок. При одной только мысли об этом сразу думаешь, что ни в коем случае нельзя задерживаться в большом городе. Так почему я вообще отправилась в эту поездку? Дело в том, что мне 25 лет, я чувствую себя неуязвимой и жажду увидеть змей, которых я так долго изучала в университете, в их родной среде обитания. Опасности меня не пугают – я вообще ничего не боюсь! Мой багаж потерялся в пути. Это случилось еще между Бостоном и Нью-Йорком. Он состоит из больших картонных коробок, набитых различными приспособлениями для поимки, умерщвления и консервации лягушек, ящериц и, самое главное, змей. Я предпочла бы не убивать их, но, поскольку животные этого региона до сих пор мало изучены, чтобы идентифицировать виды, нужно доставить образцы в лабораторию, где их можно детально изучить и сравнить с ранее собранными экземплярами. У меня не было никакого справочника, по которому я могла бы подготовится к поездке. Мне приходилось часами просиживать в Музее сопоставительной зоологии
