Эмма Михайловна застегнула на левой руке браслет, тщательно проверила замочек и, капризно выпятив губу, еще раз оглядела свое отражение в зеркале. Все вроде бы ничего… Платье, купленное в прошлом году в Париже на распродаже в одном из бутиков на бульваре Сен-Жермен, сидело как влитое, хотя еще весной оно было ей чуточку тесновато. И эта новая краска для волос цвета опавших листьев ей очень шла, и браслет, и туфли… Но лицо… Лицо, несмотря на все старания, безжалостно выдавало все ее пятьдесят семь и ни годом меньше. И похудела она как-то некстати… Если бы еще это произошло благодаря диете или какой-нибудь гимнастике, тогда ладно. Но она похудела от удушающей жары, которая все лето стояла в Москве, и еще оттого, что они оба нервничали – она и Лёнчик, – пока решался вопрос о его назначении, и так и не съездили никуда отдохнуть. И теперь у нее мешки под глазами, и набрякшие веки, и эти противные складки в углах рта, которые ничем не замажешь. Она сложила губы бантиком и приблизила лицо к зеркалу – складки исчезли, но появились мелкие морщинки.
– Фу, Джумка, отстань! – вздрогнула Эмма Михайловна, почувствовав прикосновение маленьких коготков, и отдернула ногу. – Колготки порвешь!
Джумка, крошечный йоркширский терьер, которым они с Лёнчиком обзавелись во время его последней командировки, смотрела на нее влажными слезящимися глазами и повиливала хвостиком.
– Ну? Что такое? Хочешь к мамочке? – Эмма Михайловна нагнулась и взяла собачку на руки. – А мамочка опаздывает… И папочка сердится… Папочка ждет в машине и сердится на мамочку… А у кого носик мокренький, а? Кто у нас хорошая собачечка, а?
Джумка изловчилась и лизнула ее в нос.
– Любишь мамочку… – умилилась Эмма Михайловна. – И мамочка любит Джумочку… Любит-любит свою собачечку… Ну? Что такое? Хочешь поехать с мамочкой? С мамочкой нельзя – мамочка едет в гости…
С улицы донеслись нетерпеливые гудки.
– Вот, слышишь? Папочка сердится…
Эмма Михайловна поспешно опустила Джумку на пол, схватила сумочку и начала нервно перебирать содержимое: пудра, помада, носовой платок… кажется, все… ах, нет! Она же забыла подушиться!
Эмма Михайловна открыла стоявший на подзеркальнике маленький флакончик, но, почувствовав терпкий запах, вспомнила, что уже надушилась и, кажется, даже не один раз.