Перед конечной остановкой поезда, в купе остались двое пожилых женщин. Одна рыжеволосая, курносая, с многочисленными веснушками на круглом, курносом лице, другая худощавая, с большим носом, тонкими губами и водянистыми, навыкате, глазами на смуглом лице, отдававшим желтизной. Жёские, тёмные волосы коротко подстрижены, но грубый волос не укладывался в нужную форму, торчал ежистым настилом.
Почти приехали, Валентина Ивановна, – облегчённо вздохнула рыжеволосая соседка, всматриваясь в мелькающие, привокзальные постройки,
«Кто нас будет встречать?»
«Меня обещала встретить дочь с скороспелым мужем!»
«Что так не лестно о зяте?»
«От безысходности моя Ирма за него вышла. Обстоятельства заставили, Лия Николаевна. Вот продукты дочери везу, голодает она, а ей кушать хорошо надо. Беременна она!»
«Бывает, – посочувствовала Лия Николаевна, – только сейчас, вроде, с продуктами не плохо, от чего голодает?»
«Мужик непутёвый попался, плохо зарабатывает!»
«Бывает, – опять протянула рыжеволосая, – скороспелый брак, значит, вынужденный, бывает!»
«А Вас кто встречает?»
«Никто, одна я, как перст на белом свете. «Чёрной вдовой», прозвали. Примета на лбу, видишь?, —
– Лия Николаевна приблизила покатый лоб к водянистым глазам соседки по купе,
– С самой верхушки середины лба острый клин волосяного покрова начинается. Клин на лбу – вдовий знак!»
«Такого не слышала!».
«Знаков судьбы много всех не упомнишь, не запомнишь, пока не сбудутся»
«Ох, -тяжело выдохнула соседка, – заберу дочь к себе, дома родит, воспитаем!»
«Выходит, Ирмочка Ваша подкидыша муженьку приподносит!», -засмеялась Лия Николаевна. Вспыхнувший румянец покрыл желтизну щёк попутчицы. На смуглом лице выступила испарина.
«Чего ты выдумала. С первого раза ребёнок получился!»
«Бывает!», -Задорно согласилась Лия Николаевна.
Поезд остановился.. Шум вокзальной суеты ворвался через открытые, проводником, двери вагона.
В окно заглянуло улыбчивое лицо мужчины и продолговатое, бледное лицо молодой женщины. «Мои, – удовлетворённо гикнула Валентина Ивановна, —
Дочь совсем худая. Извёл, мерзавец!»
В купе быстро вошёл плотный, добродушный мужчина с чисто русской, открытой улыбкой. Валентину Ивановну, словно, Подменили. Она расцеловала зятя в обе щёки, потом, Со слезами на глазах, запричитала, обнимая дочь: «Господи, до чего же ты исхудала! Не зря я еду привезла! Все эти сумки с продуктами!» Она бросила быстрый взгляд на Лию Николаевну, подчёркивая несчастье своей дочери.