Выбраться раненым из-под тяжеленого тела убитого танкиста было
сложно. Мне сил-то и хватило только на то, чтобы проползти
несколько метров в сторону и застыть на месте.
Я был ошеломлен и обессилен, но какой-то внутренний инстинкт мне
подсказывал, что нужно действовать, причём быстро.
С трудом приподняв голову, осмотрелся вокруг и мысленно
выругался – в какой-то паре сотен метров от меня, по дороге шла
колонна противника.
Я затаил дыхание и наблюдал, наблюдал, как неровными походными
коробками идёт германская пехота. Немцы шли и шли, словно бы не
замечая меня.
Вот прошла одна взводная колонна с весело вышагивающим впереди
унтером или офицером, вот на её месте тут же появилась вторая
колонна. Точно такая же. Неровная. Серая. Покачивающаяся стволами
оружия. Немцы были веселы. Кто-то даже говорил и смеялся – я этого
не видел, представлял, знал, что эти Францы, Гюнтеры и прочие Гансы
такие же люди, как и все остальные, только… Нет. Не такие же. И не
люди. Звери. Звери, что будут убивать целые семьи, расстреливать
кварталами… Да и уже убивают. Евреев немецких в концлагеря стали
загонять намного раньше начала войны.
Я чувствовал боль, злость и слабость. Боль буквально раздирала
правый бок. Злостью была поглощена каждая клетка моего организма,
каждая частица моего мозга. А слабость. Слабость постепенно
обволакивала меня и заставляла просто оставаться на месте и
дожидаться своей смерти.
Большого труда мне стоили попытки сосредоточиться на том, чтобы
остаться незамеченным. Мне нужно было дождаться, когда немцы уйдут,
чтобы, собрав последние силы в кулак, покинуть место прошедшего
боя.
Сколько я так пролежал? Десять минут? Двадцать? Полчаса? Час? Не
знаю. Наручные часы, после всех последних перипетий приказали
«долго жить» и остановились отметке «17:45». Поэтому мне только и
оставалось, что лежать, считать немцев, да надеяться на то, что,
меня не заметят.
Спустя какое-то время, когда последняя повозка немецкого обоза,
следующего за пехотным батальоном, скрылась вдали, и, вокруг
воцарилась звенящая, практически летняя тишина, я попытался
подняться на ноги.
Удалось мне это далеко не сразу.
Все мои движения были аккуратными и очень медленными. Каждая
попытка пошевелиться отдавалась болью по всему телу. Но я не
останавливался. Кое-как совладав с собой, поднялся на обе ноги и
сделал вначале первый, а потом и второй неуверенный шаг вперёд.
