Жила в одном махалле девочка. Назовем ее Ротинда (между прочим настоящее курдское имя). Все свои 17 лет прожила скромно с папашей и тремя сестрами. (Про то куда мама делась даже начинать не буду, потому как там такая ветвь событий! – в три тома). Работала она в супермаркете, сидела на кассе, чеки отрывала и денежки перекладывала, чаек пила, донеры1 кушала в перерывах. В общем вела тихую женскую жизнь в самом начале своего пути.
В том же супермаркете работал некий Невзад (тоже, кстати курдское имя, вполне себе популярное). Был он должностию повыше, за закупки отвечал, бухгалтерствовал помаленьку, ну и ходил ценники поправлял. Друг директора магазина и по совместительству ортак2 (соучредитель)
Ничего не подумайте. Между Ротиндой и Невзадом было только легкое облачко флирта, и то без сексуального подтекста (со стороны Ротинды), а у Невзада имелась жена и дочь, такого же возраста как Ротинда, поэтому он всегда был не прочь, хотя репутация у него была безупречна, как у супермена. Женатого, разумеется.
Однажды наш чуткий и вездесуще-мягкопробковый Невзад заметил, что Ротинда сидит на кассе как-то без энтузиазма. Денежки с пальчиков вяло стекают, ящички как-то незвонко хлопают. Чеки от рулончиков отрывать забывает. Да и сама грустной лозой скрючилась и губы коромыслом свесила. Вот и спрашивает он ее: чего, мол, не слыхать сегодня твоего разливистого смеха? Отчего ты, Ротинда, очи свои прячешь под лужами туши и чеки не отрываешь? Али случилось чего?
У Ротинды губоньки поползли еще ниже, голос дрогнул, а из глаз посыпались слезы, словно бисер из лопнувшей банки: да, Невзадик, миленький, есть такое дело! Грустно мне и горько, только ты помочь мне не сможешь, нет у тебя таких таблеток и травок! Печальная я, потому что папан мой засватал меня за 50-летнего мужика с соседнего махалле и 30 тыщ с него наличными взял. Мужик тот всей моей сущности противен, да поделать ничего нельзя. Так что ты плащик свой на крючочек повесь и душу мне не тереби. Иди ценники поправляй и печати шлепай!
Невзад историей проникся, на отца тактично поматюкался. Но миссию свою жизненную он знает – спасать всех от всех! И поэтому руку свою на ее хрупкое плечо положил, да молвил, что хватит сопли распускать, надо дело делать. Давай-ка, дорогая, я сам на тебе женюсь. Никяхом