В одном заброшенном доме жил один заброшенный человек. Было этому человеку на вид лет пятнадцать — двадцать, или тридцать. Правда, на самом деле, ему было давно уже за сто пятьдесят. Но паспорта у него никогда не было, и проверить это никто не мог.
А ещё у человека не было одной руки, одной ноги и нескольких голов… но это не мешало ему перемещаться по всему миру и даже… по вселенной! Ведь не было у него пятой ноги, третьей руки и лишних голов…
Смешно, не правда ли? Жить без лишних голов!
А впрочем…
У кого они есть? Если только у каких-то волшебников?..
Кстати, человек, о котором идёт речь, был наполовину волшебником. Такое тоже бывает. Хотя и крайне редко.
Каждую ночь он собирал с неба звёзды и лепил из них добрых горбатых карликов, которые весело пели песни и играли на маленьких скрипочках.
Карлики разбегались по всему городу, забирались на крыши домов, и пугали полусонных людей своими весёлыми песнями и жуткими звуками маленьких скрипочек.
— Ой, что это, мама? — вскрикивал чей-нибудь пятилетний ребёнок, заметив доброго горбатого карлика, выглядывающего из-за водосточный трубы.
— Это маленький злой Вавака, — отвечала мама строгим голосом. — Если ты сейчас же не закроешь глазки и не уснёшь, Вавака придёт к тебе ночью, и отгрызёт тебе хвостик!
— Ой, не ешь меня злая Вавака! — просил пятилетний мальчик и тут же закрывал глаза и сладко засыпал.
Конечно, взрослые не могли видеть добрых горбатых карликов, как не могли видеть и заброшенного полуволшебника. На то они и взрослые. Но они могли чувствовать его присутствие, когда им снились ночные сны, которые они почему-то называли кошмарами.
Всякий раз, посреди ночи, к какому-нибудь взрослому, маме или папе, когда они засыпали, приходила некая загадочная тень. Им чудилось присутствие чего-то непонятного, нереального. И, не понимая, что это такое, они прозвали эту тень — страшной тварью.
Полуволшебник гулял по снам и показывал людям удивительные сказочные миры, чтобы делать жизнь людей волшебной, или хотя-бы полуволшебной, а выходило всё наоборот. Чем больше он старался, тем страшнее становилось взрослым, и тем сильнее они отвергали "нереальное".
Они запирали своё бедное воображение в чулане равнодушия, вешая на дверь доверчивости самый прочный замок. И верили только в то, что выборочно выхватывали из увиденного ими, при свете дня или лампочки, "реального" мира. В результате вся их "реальность" была составлена из самых обыкновенных предметов, в сущность которых они даже не вникали, а просто пользовались.
