Иртыш привык спать под гудение трансформаторов Ковчега. И не только он. Все жители были вынуждены мириться с постоянным шумом. За пределами огромного саркофага была только безжизненная пустыня, каждая песчинка которой излучала радиоактивный фон, способный сгубить человека за час.
Шумело оборудование, которое поддерживало жизнь в этой коробке из бетона и стали. Фильтры очищали воздух, насосы выкачивали из окружающей среды влагу, отделяя от нее отраву.
Иртыш родился в Ковчеге, но никогда не покидал своей комнаты. Перемещаться между помещениями могли разве что комары. Живучие кровососы частенько навещали Иртыша через вентиляционные каналы Ковчега. Именно комариный писк разбудил Иртыша этой ночью. Парень резко ударил себя по щеке, и звон пощечины рассыпался в темной комнате.
– Зачем комаров взяли на Ковчег? – сам себя спросил Иртыш, потирая зудящую щеку. В мыслях он проклинал тех, кто во время консервации запустил вместе с людьми и эту докучливую живность.
Парень понял, что поспать уже не удастся, тем более что до общего подъема оставалось чуть меньше часа. В комнате загорелся свет. Он включался сразу, как только Иртыш вставал с кровати. Вместе с освещением на столе заработал и компьютер. По внутренней сетке поддерживали связь между собой все жители Ковчега. При желании они могли услышать друг друга и даже увидеть. Наверное, только это спасало последний оплот человечества от коллективного безумия. Мир каждого был ограничен четырьмя стенами из-за возможной угрозы заражения.
Рядом с рабочим местом – Образовач. Кресло с диодами во время работы переливалось, как новогодняя гирлянда. Вспышки света – первое воспоминание Иртыша. Сигналы аппарата проходили прямо в мозг; часы такой терапии заменяли целые годы обучения, которые для жителей ковчега были непозволительной роскошью. И тот, кто проходил через это хотя бы пару раз, мог легко различать цвет у каждой информации. Правила жизни в новом мире были окрашены в красный, рабочая инструкция была в синих тонах, личная информация маркировалась желтым. Новость о смерти матери, попавшей на Ковчег беременной и отказавшейся ради сына от собственного спасения, как раз такой и была.
