— Крепись, девочка моя.Мама накрывает мои ладони своими и
ласково сжимает их. Будто хочет поделиться силой.Мы сидим сейчас за
столиком в фут-корте мега-молла. Вокруг снуют люди, гремит музыка,
что-то кричат аниматоры, зазывая больших и маленьких зрителей. Всей
этой пёстрой разноликой толпе до нас и дела нет. В этом мире только
мы друг у друга — две женщины, потерявшие веру в мужчин. Она — в
моего отца, я — в мужа, которого мне этот самый отец и навязал.—
Мам, — бормочу потерянно, всё ещё не желая верить в её слова, —
может, это неправда? Может, ошибка?— Дочур, милая моя, увы, нет. Ты
же сама всё видишь, — говорит она с сочувствием, пересаживается
поближе ко мне, обнимает за плечи. Я опускаю голову ей на плечо и
тихо, жалобно плачу. Она, как в детстве, баюкает меня, гладит по
голове, утешает. — Тихо-тихо, Саленька. Он не стоит твоих слёз,
детка. Говорила я твоему отцу, что он змея на груди пригрел, но
Лёвушка мне не верил. Ты только не злись, малыш, но мне порой
казалось, что этот Генка отцу дороже тебя.Грешно так об умершем. Я
знаю, что папа старался для меня. Геннадий всех смог обвести вокруг
пальца, в том числе, и моего сверхпроницательного папу. Недаром же,
гений.— Мам, — вою я, — почему, мам?.. Я бы ведь ему всё простила,
даже измену. Но ребёнок!— То-то, малыш. Это же надо быть таким
подлым! А каким хорошим себя выставлял: мол, сначала тебе доучиться
надо, чтобы не разрывалась между учёбой и малышом. Будто у тебя
матери нет? Или денег, чтобы нанять няньку?Мама совершенно права —
ребёнок для нас с Геннадием был больным вопросом. Он всё время
говорил, что нам нужно повременить, ещё успеется, что мне нужно
закончить университет. Теперь понятно, почему он не хотел наших
детей — они бы мешали ему одаривать своего. Между прочим, из
кармана моего отца.Я вновь бросаю взгляд на разбросанные по столу
снимки. На них мой любимый Геночка, клявшийся мне, что я —
единственная любовь всей его жизни, целует в щёку знойную брюнетку,
а между ними, запрокинув голову, стоит счастливый малыш… Лет
десяти. Значит, когда Геннадий женился на мне, ребёнок уже был. Как
же он скрыл его от отца? У него же в фирме такая служба
безопасности, что комар носа не подточит. Оказывается, подточит, и
ещё как!Кроме фотографий на столе — тест ДНК, в котором родство
между Геннадием и мальчиком по имени Денис, хорошим таким, славным,
действительно, похожим на него, более девяноста процентов. А ещё
есть выписки со счетов и суммы переводов. Они немалые. Уверенна,
Геннадий — хороший отец, заботливый, щедрый. Вон, на всех фото
мальчик смеётся и очень счастлив.А я? Я такая дура и так люблю
Гену, что готова отпустить его к ним. Пусть хоть там у него всё
получиться, если у нас не вышло.— Мамуля, — хнычу, прижимаясь к
своей роднульке, — что же теперь делать?— Во-первых, — она чмокает
меня в лоб, по-прежнему не выпуская из объятий, — помнить, что тебе
есть, куда идти. И что мать ещё, слава богу, жива и полна сил. И
дом всегда открыт для тебя. Во-вторых, вышибить клин клином.
Помнишь, Рустама Каримова? Всё по тебе вздыхал? — мама утирает мне
слёзы, заговорщицки подмигивает и улыбается. — Он ведь «О, боже,
какой мужчина!» До сих пор, если пересекаемся, тобой
интересуется.Рустам, действительно, интересный мужчина. И даже
нравился мне в своё время. Но вот только… Отец ведь затеял нашу с
Геной свадьбу специально, чтобы отвадить от меня Рустама. Папа ему
не доверял. Мысленно хмыкаю — зато Генке доверял целиком и
полностью. Даже меня вверил. И так ошибся!— Мам, — говорю честно, —
не хочу пока что никаких отношений. Ни с Рустамом, ни с кем-то ещё.
Мне сейчас будто душу вынули.— Маленькая моя, — мама обнимает меня
ещё крепче и прижимает к себе, и у меня, как в детстве, отступают
все болячки, перестаю хлюпать носом, насыщаясь родным теплом и
становясь сильнее.Какой глупой я была, что не верила маме. Злилась,
когда она наняла детективов, чтобы следить за Геной. Защищала этого
предателя. Вот только мама оказалась права. И эта правда сейчас
медленно убивала меня.— Мам, я прямо сейчас поеду к нему и всё
выскажу.Поднимаюсь, беру сумочку, чувствую, что решимости мне
сейчас не занимать.Мама хватает меня за руку.— Не вздумай! Ещё не
хватало, чтобы ты перед ним унижалась. Теперь к нему только с
адвокатом. И с документами на развод! Имей гордость, Саломея. Если
ты ему дорога — сам поймёт, что натворил, и отпустит.— Нет, мам.
Мне нужно! Глядя ему в глаза!Да, хочу знать, как можно клясться в
любви, уверять, что я его единственная, и при этом — проводить
время с другой женщиной и их ребёнком? Как?Маме меня не понять —
отец никогда ей не изменял.Сгребаю фотографии, бумаги, прячу всё в
сумку, поднимаюсь. Мама пожимает мне руку и говорит:— Будь умницей!
Не давай слабину!— Уж поверь — не дам! И не прощу!Мама невесело
улыбается:— Узнаю свою дочь.Я тоже отвечаю ей натянутой улыбкой,
наклоняюсь, целую в щёку и спешу в офис к мужу. Разговор у нас
будет короткий, потому что я намерена задать Геннадию всего один
вопрос: «За что, любимый?» и буду ждать на него честный ответ…
