Грузно припав на передние колеса, автобус остановился. Писатель с сомнением поглядел в забрызганное окно. За ним по-прежнему было раскисшее поле, отороченное неровной каймой дальнего леса. Над полем толпились тучи. Дождь и не думал прекращаться.
– Ну, – сказал водитель. – Будете выходить?
– Куда? – спросил Писатель. – В поле?
– А мне все равно, – буркнул водитель. – Просили на триста третьем, вот и выходите.
– Помилуйте! – взмолился Писатель. – Здесь же ничего нет! Куда я пойду? Ночь скоро…
– Ну не хотите, как хотите, – пожал плечами водитель. – Поехали дальше, мне без разницы.
Водрузив чемоданчик на свободное сиденье, Писатель со вздохом опустился рядом с ним.
В конце концов, сами виноваты, подумал он. Надо было машину присылать.
В гармошку передней двери отчаянно заколотили.
– Какого хрена! – рявкнул водитель.
– Откройте, – всполошился Писатель. – Это за мной… наверное…
– Давно бы так, – проворчал водитель. – А то только время теряешь тут с вами. А у меня маршрутный лист… премия… взнос за холодильник не плочен…
Гармошка с шипением разошлась. Сначала в салоне показался большой и мокрый сложенный зонт, затем его обладатель – юркий человечек в дождевике. Обежав взглядом полупустой салон, человечек заметил поднявшегося Писателя и радостно растянул узкие бледные губы.
– Это вы?!
– Я, – ответил Писатель. – А вы…
– Помреж Петухов. Иннокентий Иванович.
– Рад знакомству, – отозвался Писатель, пожимая неожиданно крепкую, сухую и даже горячую ладонь Помрежа. – Надеюсь, вы с машиной, а то сами понимаете…
– Не волнуйтесь, доставим в лучшем виде, – пообещал помреж Петухов.
Попрощавшись с водителем автобуса, в нетерпении барабанящим твердыми пальцами по проволочной оплетке руля, они выбрались под дождь. Помреж немедленно распахнул зонт. Огромный черный купол отрезал их от небесных хлябей. Словно раздосадованный этим, дождь усилился. Взревев плохо отрегулированным двигателем и обдав остающихся теплой, густой вонью перегоревшей соляры, автобус припустил в сторону города.
– Ну и куда теперь? – спросил Писатель, повертев крупной головой, украшенной благородными, хотя и преждевременными сединами.
Вопрос не был праздным. По обе стороны дороги раскинулись непролазные черноземные грязи. Кроме давно не ремонтированного асфальтового полотна, единственный признак цивилизации – верстовой столб с размытыми цифрами на жестяной табличке.
