– Здравствуйте, мистер Ковач, – вежливо сказал Рубен.
– Зови меня Папа Артур, – буркнул мужчина. Он не смотрел на Рубена, он смотрел на Антонию. – Это твоя женщина, амиго? Хезус не говорил, что у вас есть дети.
– Я все объясню, – торопливо сказал Рубен.
– Надеюсь. – Мужчина сунул ноги в шлепанцы, спустился с веранды. – Идем, покажу тебе комнату, амиго.
Он отпер ключом дверь – такую низкую и кривую, что Рубен решил, что за ней собачья мойка или подсобное помещение. Оказалось: почти.
– Жить будете здесь, – сказал мужчина. – Можете пользоваться кухней и фургоном. Вы не должны: заходить в дом дальше кухни, выезжать на дороги штата, оставлять калитку незапертой. Таковы правила. Мои правила.
Он повернулся к Антонии, как будто его слова относились прежде всего к ней, и расплылся в благодушной улыбке. Глядя на эту улыбку, можно было подумать, что все сказанное – шутка, если бы не глаза мужчины: блестящие и холодные. Как два новеньких никеля.
– Мы согласны, мистер… Папа Артур, – поспешил с ответом Рубен, боясь передумать.
На следующее утро Папа Артур велел Рубену садиться в развалюху «меркюри» и отвез его на завод по производству казеина, где работали нелегальные иммигранты из Мексики. Вернулся он один, сразу ушел к себе и завесил стеклянные двери непроницаемым экраном.
Антония почти не покидала комнатушки, только один раз вышла, чтобы забрать кое-что из машины. У нее еще оставалось немного тамалес – сладкого хлебца из кукурузной муки, завернутого в кукурузные листья. Она размочила его в воде из бутылки и накормила Карамельку. Карамелька лежал на подушке, глядя на Антонию умными голубыми глазками. Кожа у него была розовая, на голове мягкие льняные волосики… И что она скажет сыну, когда он вырастет и спросит, в кого он такой светлый?
Кто-то громко, требовательно позвал ее. Антония вскочила с топчана и вышла через внутреннюю дверь в кухню. В проходе между кухней и гостиной стоял голый по пояс Папа Артур.
– Пошли, женщина, – сказал он. – Приберешь мою спальню.
* * *
Пикап подъехал к дому в сумерках. Из него выбралась женщина в цветастом платье. Антония едва узнала в ней свою невестку Розалию, мать пятерых детей. С нею были Педро и Рубен. Розалия, переваливаясь с ноги на ногу, как раскормленная утка, подошла к Антонии и крепко обняла ее. Они трижды расцеловались.
