– Мой муж никогда в своей жизни не был мне верен.
После смерти он особо не изменился.
Рианнон Бланшар
Таня Сэвидж удивлено уставилась на пожухлый, выцветший рождественский венок, со сморщенными искусственными листочками, висевший на дверном крючке, раздумывая, то ли ее подводит зрение, то ли люди, живущие за этой красной металлической дверью… хм… большие оригиналы.
На дворе середина сентября. Этот венок определенно висит тут с прошлого года. Значит, никто не удосужился его снять? Первый сюрприз, ожидавший ее, когда девушка решилась на эту авантюру. Что же будет дальше?
Долго ждать не пришлось. Не успев окончательно осмыслить первую неожиданность, Таня тут же встретилась со следующей.
Та самая ярко-красная дверь распахнулась настежь, и девушка услышала такую отборную брань, которую даже грузчики в порту Нью-Йорка редко использовали. Затем показалась тоненькая спинка хрупкой женщины, которая, согнувшись пополам и тяжело дыша, пятилась назад. За ней следовала, только лицом вперед, другая женщина, при виде которой у Тани непроизвольно вытянулось лицо.
Эта была высокая брюнетка с волевым лицом и прической, которую нельзя было определить иначе как "вселенский шар". Складывалось впечатление, что дама носила на голове еще четыре головы – копна черных, курчавых волос окутывала лицо, словно темный нимб и каким-то невероятным образом крепко сидела на хозяйке, будто накрахмаленная. Но экстравагантной была не только прическа брюнетки.
Одета женщина была в атласный красноватый – под цвет двери дома – топ с толстыми бретельками, который, на удивление, хорошо на ней смотрелся, несмотря на то, что возраст дамы (а ей на вид было около сорока), не соответствовал такому одеянию. Топик плавно облегал высокую грудь и элегантно переходил в черную бархатную юбку до пола, явно купленную в магазине винтажных вещей.
Женщины волокли из дома еще одну даму, пребывавшую без сознания. Таня заметила, что ноша была грузной и объемной, порядка шестидесяти лет, со всклокоченными седыми волосами, явно заплаканным лицом, с размазанной по физиономии косметикой.
Не обращая внимания на Таню, женщины вытащили тело старухи на улицу и, переваливаясь как гусыни, прошагали к стоявшей рядом старой скамейке с обшарпанной краской. Брюнетка, определенно являющаяся хозяйкой пятившейся спутницы, отпуская всю дорогу закрученные ругательства, обратилась к запыхавшейся, покрасневшей от неподъемной ноши подчиненной: