Восьмая наложница

Посвящается моему мужу -- человеку,

который не прочитал ни одной моей книги,

но, по его же собственным словам,

является моим самым преданным фанатом.

Бывают ли счастливые семьи? Этот вопрос интересовал меня с тех пор, как я начала задумываться о том, что такое счастье.

Не те, кто старательно изображают счастье на публику.

Не те, кто готов убить, физически или морально, тех членов семьи, кто портит этот тщательно выстроенный фасад внешнего благополучия.

Ведь для них то, что скажут какие-то абстрактные люди, гораздо важнее того, что чувствуют их дети.

Я жила в очень странной семье. Она даже в детстве казалась мне какой-то неправильной, будто заколдованной. Потому, что взрослые требовали от меня совершенно противоположных вещей. Я одновременно должна была всегда говорить правду, но на вопрос: "пьёт ли папа?" -- отвечать "нет".

Папа, как вы понимаете, пил, мог прилечь отдохнуть в палисаднике -- прямо среди пионов соседки тети Светы и по пьяни справлял нужду там, где находился в данный момент, а не в местах для это предназначенных. Но всего этого, как бы, не было. Нам нельзя было говорить об этом не только с чужими, но даже с мамой.

Ещё папа, если приходил домой недостаточно пьяным, чтобы упасть где-нибудь и сразу заснуть, начинал нас бить, гордо называя данное действо воспитанием. Сколько я себя помню, братьев он воспитывал ремнём, чтобы они стали "настоящими мужиками", а меня и сестёр, чтобы мы не стали проститутками. При этом, надо было не просто говорить всем, что папа хороший и нас любит, а ещё и так думать.

Синяки тщательно скрывать. Если же следы "воспитания" появлялись на лице, следовало убеждать всех, что это - следствие падения.

Еды дома особо не водилось. Но если знакомые или родственники угощали чем-то вкусным, обязательно нужно было отказываться, говоря, что не хочешь. А в магазинах следовала разыгрывать театрализованное представление, когда мама на кассе спрашивала, хотим ли мы конфету, на до было отказываться, говоря, что мы такое не едим, не любим или, что дома такого добра выше крыши.

Из пять детей Виктора и Елены Васильевых я была старшей и самой любимой. По утверждению моих же родителей.

Из любви мама учила меня стирать вручную хозяйственным мылом вещи отца после его лежания в грязи или похода в туалет без снимания штанов. Воспитывая во мне любовь к труду. Убирать. Готовить. И, конечно же, ухаживать за младшими, которые должны были впиходить в школу с сад опрятными. Все, чем она не желала заниматься, приходилось "учиться" делать мне.