За дверью четверо. Я знаю одного — того, кто колотит в дверь,
требуя открыть её. Остальных не знаю. Возможно, лучше никогда этого
не узнать.
— Открой немедленно, Аня!!!
“Не открывай!” — шепчет женщина рядом и сжимает плечо.
Краска свисает со стен лохмотьями, я смахиваю рыхлую, махровую
от пыли паутину, давно покинутую пауком, и касаюсь двери, ощущая
под ладонью вибрацию от ударов кулаками.
— Мы выберемся, не бойся! — успокаиваю женщину, а сама озираюсь.
Старое трюмо, на запыленной поверхности зеркала кто-то нарисовал
сердечко. Снимаю топик, обматываю им руку и со всех сил разбиваю
стекло. Огромный осколок — то, что надо.
— Да мать же твою! Открой эту чёртову дверь!
Я киваю женщине, она в полумраке нащупывает ключ в замочной
скважине, поворачивает его и отступает в тень. А я бесшумно кидаюсь
на человека, появившегося на пороге, занеся длинный и острый
осколок.
Целюсь в шею, я же быстра и подвижна как кошка.
Но вошедший первым перехватывает мою руку, умелым ударом
выбивает стекло и толкает меня в глубину комнаты. Зашедшие за ним
тут же бросаются ко мне.
Одну руку мне заламывают за спину, вторую вытягивают, и вот уже
тонкая игла входит в вену.
Кричать бесполезно.
Я впиваюсь в кого-то зубами и, пока есть силы, пытаюсь
отбиваться ногами. Это длится недолго.
Приходит тишина. Слышу лишь буханье собственного пульса в ушах,
тяжёлое дыхание и шорох тех, кто приходит в ночи на запах
страха...
Вижу только тёмный силуэт впереди.
— Аккуратней с ней.
— А ну стоять, цыпа!
C испугом оборачиваюсь и прижимаю к груди папку с документами.
Босс с утра встал не с той ноги, и сейчас брови, сдвинутые на
переносице, грозили всему офису ракетами с ядерными боеголовками.
Хотя теплилась надежда, что босс сегодня не будет поливать огнём, а
просто сожрёт поедом.
— Ко мне в кабинет, живо!
Киваю и юркаю в приоткрытую для меня дверь. Я и сама собиралась
постучать, не найдя секретаршу на месте, но передумала. Босс не
любит, когда его отвлекают.
Но видимо он услышал, как открываются двери лифта — его офис,
приёмная и библиотека занимают весь последний этаж.
Чувствую как горят щеки, а босс жестом предлагает мне сесть. Сам
откидывается в кресле напротив.
— Аня, объясни мне, с каких пор ты принимаешь решения, не
поставив меня в известность? — хмурится, смотрит строго.
Ему слегка за сорок, но виски только стали серебриться.
Чувственный изгиб верхней губы, ямочка на подбородке, жесткие
германские скулы, и неожиданно — длинные ресницы загибаются вверх.
У него необычный и красивый цвет глаз. Они кажутся чёрными, но
стоит в них отразиться свету, как становится заметно: они
темно-серые, как мокрый асфальт или низкие грозовые тучи. Как
хиросимиты, эти слёзы атомного века.
