Солнце ещё лучами речку не ожгло, не закачалось в ней радостным отражением на быстрых струях и волнах, радуя своим жизнелюбием город. Ждать предстояло немало времени, когда вода прогреется, когда можно будет купаться и нырять с высокого обрыва, но Лу-Лу не расстраивался по этому поводу. Ему нравилось лежать в гамаке и рассматривать облака.
Он бы долго ещё смотрел в небо, но прибежал его лучший друг Ан-Рах.
– Скорей! – крикнул он, едва распахнул небольшую дверцу, ведущую в сад.
– Что скорей? – лениво произнёс Лу-Лу.
– Одевайся скорей! – выпучил глаза Ан-Рах и, взмахнув рукой, протараторил: – Там, на площади такое, такое творится!!!
– И что же там творится? – Лу-Лу посмотрел на друга одним глазом.
Ой, глаз у него было два, как у всех гномов. Но не каждый гном мог прищурить один глаз, посмотреть одним. Сегодня это на Ан-Раха не произвело никакого впечатления. Выпалил, ещё более округлив глаза:
– На площадь ловцы детёныша дракона привели! Ему всего сто лет, а уже разговаривает! У него даже имя есть – Йох-Хо!
Лу-Лу стремительно выпрыгнул из гамака. Вот тут ему Ан-Рах чуть позавидовал. Сам он таким проворством не обладал, (гномы медлительны по натуре, даже дети).
Лу-Лу шустро нырнул в оранжевую майку, запрыгнул в короткие зелёные штанишки, накинул на плечи жёлтые тесёмочки и, сунув ноги в маленькие красные башмачки, звонко выкрикнул:
– Побежали! Что встал, рот раззявив?!
На площади было столпотворение.
Это умное и смешное слово «столпотворение» Лу-Лу узнал от деда, который до 600 лет работал в шахтах горы, добывал… нет, не те блестящие камешки, которые блестящими делали огранщики, а полезную и нужную гномам руду.
Руды в горе были разными. Из одной плавильщики, те что у подножья горы печи жаркими делали, выплавляли железо. Из другой – медь. Ценилось и золото. Но оно шло, в основном, на отделку тех вещей, которым гномам хотелось придать нарядный вид. И серебро ценилось, но меньше.
Когда деде Лу-Лу исполнилось 600 лет, Совет Старейших дал ему другую работу – красить ткани.
– В горе было спокойствие, – не раз говорил деда, когда в глазах его появлялась тоска. – А в городе – сплошное столпотворение, суета сует. – Он ворчать начинал, вспоминая взрослость: – И как только в городе нравится жить некоторым, без красоты истинной, без труда особо нужного…