Фёдор Никитич Захарьин стоял над телом царя Ивана Васильевича и
думал: «С кем поведёшься, от того и… погибнешь». Иван Васильевич
«смотрел» на своего Федюню, стоящего над ним с посохом в руке,
пустым, остановившимся на его руке, взглядом. Посох торчал из
живота самодержца, рука Захарьина удерживала его на весу, не давая
острой железяке скользнуть в глубину царского чрева, и пробить тело
насквозь. Вспомнился любимый анекдот хирургов про новый
хирургический стол и слишком острые скальпели: «Сильно не давите,
испортите покрытие стола».
Рука слегка дрожала. Посох оказался очень тяжёлым. Дрожь от руки
передавалась всему телу, но тело тряслось не только от мышечного
напряжения, но и от избытка хлынувшего в кровь адреналина.
- «А может, ну его на хрен?», - подумал Захарьин. – «Не поймают
они меня. Наклею усы, броду и накроюсь «медным тазом».
Земли, подаренные царём, он давно отписал совсем невымышленному
немцу, зельному мастеру Фридриху Гольштейну, которому, за особые
заслуги, царь и великий князь всея Руси дозволил прикупить землю в
собственность. Нужные документы Фёдор сварганил уже здесь в Москве
в нескольких разных вариациях. С одними он отправил немца в Слободу
управляющим своего поместья. По вторым Гольштейн был собственником,
и эти документы Фёдор оставил у себя, когда-нибудь предполагая
занять его место. Фридрих был очень стар. Захарьин даже
беспокоился, доедет ли тот до Слободы? Но с ним ехали двое его
сыновей. Свято место пусто не бывает...
Почти всё «злато-серебро» Фёдор вывез и закопал в окружных
лесах. Не даром он мотался по полям и лесам в поисках лекарств для
царицы. Хотя осталось его в кладовой ещё изрядно. Что-то, килограмм
двадцать, вёз с собой. Именно потому, что у Федюни Захарьина, то
бишь, попаданца из будущего, было всё продумано и подготовлены
разные пути-выходы, он стоял и думал.
Данька, когда всё случилось, стоял рядом с беседкой, всё видел,
но ни о чём не думал и, главное, никого, не судил. Он не мог судить
своего кумира.
Фёдор для и него, и для его семейства теперь был и царь, и Бог.
Он, фактически, одарил их землёй в размере ста четвертей, отдав её
в возмездное пользование сроком на пятьдесят лет с минимальным
оброком в три процента. За это семья всего-то должна содержать, как
воина, своего сына и пять оружно-сбруйных лошадных холопа. Причём,
на снаряжение для Даньки, Фёдор выделил необходимые деньги. Мало
того, на этих землях имелось достаточное количество посошных
крестьян, аж целых десять семей.
