Звон черных колоколов пробирал до самых костей. Громкий,
пугающе-мелодичный, он проникал внутрь черепа и бил по разуму,
принося невыносимую боль. Крик не замолкал ни на минуту. Обнаженное
тело извивалось на столе, стараясь вырваться из фиксирующих
зажимов. На руках и ногах человека от напряжения вздулись мышцы,
открылись свежие порезы, где блестели осколки черного металла.
Колокола неумолимо обрушивали удар за ударом. Звон заполнил все
вокруг, и каждая клеточка тела вибрировала в такт жуткой музыки.
Черный металл начал плавиться в ранах, и тело яростнее забилось в
путах.
— Хватит! Прекратите! — вырвалось мольба между криками.
Лопнул правый фиксатор. Свободная рука тут же уцепилась в левый
ремень, судорожно ища пряжку, но четверо укутанных в красные
одеяния фигур шагнули к столу и помешали человеку сбежать. Они
прижали тело к стальной поверхности, стола. Ритуальное покрывало с
изображением расколотой пополам шестерни сползло на пол, но никто
из жрецов не посмел наступить на него.
— Нет пути назад, — прозвучал сухой властный голос. — Сила
приходит с болью! Прими ее или умри.
— Не надо! А-А-А-А-А! Убейте меня!
— Будь стойкой, дитя, — вещал стоявший поодаль жрец. — Отпусти
жизнь младшего измерителя мутаций. Я, Первый, дарую тебе часть силы
создателя этого мира.
— Не-е-е-ет! Отпустите! А-а-а! Суки! Твари! А-а-а-а!!!
Сдохните!
Тело на столе выгнулось дугой, а потом резко опало.
Никто из жрецов не обратил внимания на крамольные речи.
Человек умолк. Его начали сотрясать судороги, рот заполнился
пеной, разноцветные глаза закатились, а из ушей потекла кровь.
Жрецы переглянулись и отошли на пару шагов назад. Тело на столе
дернулось. Раз, другой, третий, и затихло. Грудная клетка замерла.
Сердечный цикл остановился.
Назвавшийся Первым жрец небрежно махнул рукой собратьям. Четыре
фигуры в красных одеяниях уважительно склонили головы, и отошли
прочь от стола, где осталось лежать молодое обнаженное тело.
Гладкая белая кожа, что никогда не видела солнца. На груди
небольшие бугорки с темными ореолами. Ниже гладкий живот, который
никогда не чувствовал переедания. Выбритая промежность, не
оскверненная мужчиной. На теле кандидата были сострижены все волосы
без исключения, как это полагалось при ритуале. Бритая голова
девушки лежала повернутой на бок, ее застывший взгляд был направлен
в большое окно. За ним возвышалась башня, на которой затихали
черные колокола.
