— Маргаритка… — в мельтешащих перед глазами цветных пятнах вижу женский силуэт, приближающийся ко мне. Из-за льющегося позади девушки света, проникающего в мою палату через распахнутые двери, кажется, что её образ нереален. Слишком волшебный, мистический, зовущий, ангельский… — Рит…
— Некисло тебе Громов голову отбил. — ангельское создание заговаривает со мной голосом хорошо знакомой мне стервы.
И правда… Откуда здесь Маргаритке взяться? Никогда мой цветочек меня не простит. Не после того, что мы с Линой сделали.
— Лина, чёрт… — выдыхаю и пытаюсь прижать к себе только что вправленную руку. Перед глазами всё плывёт. — Сколько нам здесь ещё торчать?
— Снимков твоей бестолковой и бесполезной головы дождёмся и… будем посмотреть. — та, кому я довольно давно доверил свою карьеру, репутацию и популярность, хмурит светлые брови. Почти такие же, как у моей Риты… Только напомаженные, слишком объёмные.
У моей?
У моей Риты?
А Лина права. Громов мне здорово навешал. Мой первый нокаут. Первый бой и первое поражение, после длительного перерыва, восстановления после травмы и громкого возвращения на ринг.
Я знаю, что мне конец. Лина имеет право злиться. Я сам жил мечтами о возвращении в бокс, заставлял жить ими и её. Заставлял пахать, пиарить меня как боксёра и разгонять волну о моём возвращении снова и снова… Никого не слушал. А ведь она предупреждала. И не только она…
Что-то много мыслей о Маргаритке. Слишком много.
Прочь! Нельзя!
— Конец тебе, Медаев. И мне конец. — глухо заговаривает она. — Полтора года… Я такая идиотка, каких ещё поискать. Если ты сейчас хотя бы пикнешь о ещё одной попытке, о реванше… я тебя убью к чёртовой бабушке. Закончу то, что Громов недоделал. Ты уж прости мне мою несдержанность, но меня это дерьмо уже здорово достало. Не одно, так другое… — молчу. Ловлю особо крупные пятна перед глазами и позволяю ей выговориться. Она больше моего пахала — это чистая правда. Имеет право злиться, орать и сокрушаться столько, сколько посчитает нужным. Но следующие её слова заставляют грудную клетку болезненно заныть. — Когда у нас всё началось, всё было нормально. Вообще не так, как последние полтора года, Паша. После реалити, этой Риты, вашего расставания… У меня такое чувство, как будто ты перестал видеть во мне меня. Перестал видеть даже своего агента. Эта деревенская идиотка что-то в тебе сломала. Никогда, ни за одним мужиком я не вытирала сопли и не ходила за ним сердобольной мамочкой. Тебе, походу, такая дурочка и нужна. Зря мы её слили… Сидела бы у тебя дома, варила бы тебе борщи, гладила бы твои рубашки, носила тапочки в зубах, в рот бы тебе заглядывала, смотрела на тебя влюблённой собачкой, а мы бы как раньше уходили время от времени в отрыв и… И всё было бы хорошо. — она вздыхает. Откидывает водопад светлых волос за спину и упирается руками о подоконник. — Может, она бы и изменила что… Не было бы сейчас этого позора. Столько времени готовиться к твоему возвращению, столько сил положить на этот бой и так облажаться… Я не знаю, Медаев… Это край. Это конец.
