Ойдоп проснулся от пинка в бок, открыл глаза и увидел гэбги,
смотрителя за порядком в храме. Пожилой монах был явно
навеселе.
- Ты совсем обнаглел, бродяга? – проворчал гэбги. – А ну бегом
духов кормить.
Гэбги осмотрел убогое убранство избушки, хмыкнул, растер сальное
лицо грязной ладонью, пошел к выходу и задел столик с
подношениями.
Он всегда так делал, каждое утро после ночной попойки, заходил,
пинал, озирался и уходил, обязательно что-нибудь опрокинув.
«Какой странный храм», - ворвалась по привычке шальная
мысль.
Ойдоп тут же отпустил ее, прошел на цыпочках по холодному,
покрытому инеем полу к печи, вынул из нее чайник, налил в
деревянную чашку еще теплого кипятка.
Территория храма была покрыта сугробами после ночной пурги. Но
послушники все еще спали, их гэбги почему-то не гонял как его.
«Один я все это до полудня не уберу», - подумал Ойдоп, и
поежился от холода. Дырявый полушубок, грубо сшитые штаны и
разбитые гутулы с чужой ноги не спасали от пронизывающего степного
ветра. В нос ударил запах пепла. Даже ранней осенью, когда он
только переступил ворота храма, в воздухе здесь висел этот
запах.
В храме не знали, что за бродяга пришел к ним минувшей осенью.
Сюда часто забредали бадарчины, странствующие монахи.
Возможно, знай они все о том, что бадарчин этот – Драгоценный,
король учения, первый ученик самого Гьялцена Ринпоче, все было бы
иначе. Но чем Драгоценный отличается от бадарчина? Чем он лучше, и
почему выше?
Много лет назад именно с этого храма маленького Ойдопа пышно, со
слезами на глазах провожали в путь. Ему было года три тогда, но он
все отчетливо помнил. Целая телега подношений тянулась за их
караваном в Тибет. Все это его наставник Гьялцен Ринпоче раздал по
пути беднякам.
Почему случилось так, что всего за каких-то двадцать пять лет
этот храм так обветшал? Почему монахи здесь пьют молочную водку,
водят молоденьких девок в свои домики, бьют послушников, не дают им
учение?
Почему молебны здесь читают так, будто нет на самом деле учения,
этого совершенного цикла знаний о том, как устроен наш мир? За ним
есть другие миры по Древу прибежища к Чистым землям. И за Чистыми
землями есть еще более совершенные миры. И в этих мирах помнят о
нас, указывают нам путь. Почему здесь никто не думает об этом
ежечасно? Почему здесь пахнет пеплом, а не состраданием, дымом от
подношений низшим существам, пребывающим в вечных муках?
