Собрание Сената никак не могло
успокоиться. Почтенные мужи и матроны в идеально белых тогах с
красной каймой переговаривались между собой, оживлённо спорили,
жестикулировали, смеялись, строили гримасы. Кто-то ухитрялся мирно
спать, кто-то другой читал газету, а третий – рассматривал картинки
на своём служебном видиконовом зеркале. Тут были люди разных
возрастов – от стодевятилетнего Нигидия Петрина, когда-то, в
незапамятные времена, бывшего принцепсом этого высокого собрания,
до восемнадцатилетней Ариадны Даласины, дочери принцепса
действующего.
Эти двое не шумели и не отвлекались,
а вели себя прилично, как и подобает доблестным потомкам Фортуната,
отца-основателя Аморийской (Новой Римской) империи. Они молча
смотрели на Эмилия Даласина, который сидел в председательском
кресле. Причём князь Нигидий Петрин смотрел на своего далёкого
преемника с немым укором, а княжна Ариадна Даласина на отца – с
немой надеждой. Сам князь Эмилий чувствовал себя в кресле принцепса
не очень уютно, то бледнел, то краснел, то призывал собрание к
порядку. Но похоже, что его никто не слушал и не слушался.
Нарушителями порядка были те же самые
сенаторы, которые три года назад буквально умолили Эмилия Даласина
возглавить имперский Сенат. Это случилось после трёх месяцев
напрасных попыток выбрать нового принцепса взамен безвременно
ушедшего к небесным богам-аватарам. Три четверти голосов в Сенате,
необходимые для избрания принцепса, не сумел набрать никто из двух
десятков кандидатов. Сенатские фракции оптиматов и популяров,
разделившие высокое собрание примерно поровну, окончательно
переругались. Оптиматы традиционно представляли интересы высшей
аристократической элиты, князей-латифундистов, крупнейших
землевладельцев империи, а популяры – всех остальных князей и
патрисов, служилой аристократии. И когда оптиматы с популярами
поняли, что своего человека им в принцепсы никак не провести,
кандидатура Эмилия Даласина всплыла сама собой.
В ту пору он носил красивый титул
кесаревича и был единственным оставшимся в живых внуком Виктора V
Фортуната, земного бога, императора и фараона. Как член Дома
Фортунатов, священной императорской династии, кесаревич Эмилий
держался вне политики. Но всем были известны его стойкие
консервативные убеждения, его склонность к дисциплине и порядку, и
вместе с тем – благоразумие, приветливость, добросердечие. Все
также знали, что Эмилий Даласин не семи пядей во лбу, и до семи
мудрецов Эллады ему как до неба, но принцепсу это и не нужно.
Принцепс – не правитель Империи, только первый среди равных в
Высоком Сенате. От главы Сената требуется грамотно руководить этим
собранием и достойно представлять Сенат в Консистории, тайном
государственном совете.