Мир разрушался.
Когда это началось, уже толком никто и не помнил. Говаривали,
что это правительства опять не поделили то ли земли, то ли ресурсы.
Затем ещё кто-то то ли богатый, то ли влиятельный, то ли всё
вместе, вмешался – и начался совсем беспредел. Ну а добила всё
банальная вера: вечно придерживающиеся нейтралитета уши развесили и
приняли все точки зрения сразу за чистую монету, устроили спор,
упомянули матерей всех причастных, а затем в конец помешались и
взялись за оружие. Так и началось разрушение. По крайней мере, так
говорили.
Кому верить – было личным делом каждого, впрочем, как и всегда.
Все случаи из истории, когда люди чудесным образом как-то друг с
другом договаривались и объединялись в огромную силу, вызывали лишь
ироничную усмешку. Любители поиздеваться и оскорбить за личное
мнение упивались открывшимися возможностями, закидывая словесными
фекалиями и тех, и других, и третьих, и четвёртых, потом сразу
переходили к десятым, а затем и друг к другу: тогда ядовитые
баталии становились ещё ярче, ещё злее и привлекали всеобщее
внимание. Кто-то даже находил в этом юмор.
Ревус, чаще предпочитавший называть себя Рэй, чувствовал себя
бессильным. В глубине своей души мечтавший поменять мир к лучшему
через своё творчество, в складывающихся реалиях он совершенно не
понимал, как ему жить. Казалось, что любые попытки поменять
мышление окружающих, привнести в мир что-то прекрасное, обречены на
провал. И даже со всеми практиками позитивного мышления, по всем
статьям выходило, что Рэй в своём мнении недалёк от истины. Когда
одновременно с криками, взрывами, катаклизмами, терактами,
бомбардировками, массы предпочитали короткие шуточки о жизни,
любви, а то и вовсе последовательности кадров ни о чём,
складывалось стойкое ощущение, что о глубоком и осмысленном не
может быть и речи.
«Не поймут», – думал Рэй, – «Не примут они всей глубины
заложенных идей. Не нужны им такие сюжеты. Не нужно им ничего,
только дешёвый и быстрый фаст-фуд».
Вновь и вновь Рэй выходил посмотреть на то, как мир разрушался.
Вновь и вновь решал закрыться в себе в последние дни угасающей
цивилизации. Вновь и вновь подумывал о том, чтобы и вовсе не
дожидаться неминуемого конца. Вновь и вновь, однако, любопытство
брало над ним верх. Уже не только ход его мыслей, но и сам мир
становился тавтологичным: конфликты и ссоры вспыхивали повсеместно,
под копирку заимствуя друг у друга причины и следствия. Если бы
жизнь была приключенческим романом, а не учебником по всем
предметам, можно было бы обвинить автора в скупости на идеи,
закидать его оскорблениями за то, что он исписался. А так, Рэй
мысленно оправдывал происходящее тем, что наблюдаемые события
исходят из правила «повторение – мать учения». На душе тотчас
становилось спокойнее. Через несколько минут, однако, тревога
вспыхивала вновь: было совершенно неясно, кто же тот нерадивый
ученик, который никак не может выучить урок?
