Пролог
Белый свет скользнул по глазам раскаленным лезвием. Боль, не
особенно сильная, но кажущаяся непривычной, просочилась в мозг и
задребезжала там, как сломанный виброклинок. Он глухо выдохнул и
полностью открыл глаза…
Его окружал белый мир квадратной комнаты. Не было ни окон, ни
дверей – только белые стены. И плоские плафоны, поливающие этот
небольшой скучный мир чистым, как душа девственницы, белым светом.
Широкая кушетка, заправленная белоснежной простыней, на которой он
лежал, стояла точно посередине этой комнаты.
Что это за место? И как он сюда попал?..
Последнее воспоминание было неоднозначным. Он находился в своей
жилой секции, спал. Пробуждение оказалось резким и неприятным –
дверь в его спокойную обитель взрезали лазерным резаком какие-то
закованные в штурмовую броню налетчики, сорвали его с койки и
поволокли в коридор. Он решил дать отпор и хорошенько врезал одному
из наглецов точно в морду – вернее, в то место, за которым она
пряталась. Несмотря на защиту, тот отшатнулся и упал, и это
неудивительно, ведь силой он не был обделен еще с детства. После
этого на него навались еще двое и что-то прилепили на грудь. Потом
последовала вспышка, замельтешили новые лица и места. Дальше память
растворялась в невнятных картинках.
И вот он здесь, в этой непонятной белой комнате, совершенно
непохожей ни на что, что он мог видеть в комплексе проекта
«Даггер».
– С пробуждением, – раздалось отовсюду, и он завертел головой, в
надежде отыскать источник голоса.
– Где я? – прозвучал его басистый голос.
– В безопасности.
– Безопасность там, где все понятно. Мне же сейчас совсем ничего
непонятно, – возразил он. – Как я сюда попал? Что произошло? И… где
все?
– Ты в том месте, где тебе лучше всего быть. Я Шер-Один. Сам же
можешь не представляться, я о тебе знаю все.
– Неужели? – усмехнулся он.
– О тебе я знаю то, чего ты никогда никому не рассказывал.
– Например? – его лицо искривилось в недоверчивой усмешке.
– В девять лет ты задушил котенка на улице и выбросил его в
канаву. Тебе это понравилось, хотя в том возрасте ты не в полной
мере осознал это чувство. В шестнадцать ты изнасиловал свою сестру
и запугал ее, что если она об этом кому-нибудь расскажет, то ты ее
убьешь. Потом ты еще насиловал ее неоднократно, пока она не сбежала
из дома и не попыталась покончить с собой. Ее едва успели спасти,
но психическая травма осталась с ней на всю жизнь. Родители долго
не могли понять, что на нее нашло, но ты-то все знал, верно? Ей уже
много лет, а она до сих пор тяжело сходится с мужчинами, и вы,
конечно же, с тех пор оборвали все связи. В восемнадцать, уже
находясь в учебке, ты довел своего сослуживца до преступления, за
что его с позором выгнали из армии. Еще над двумя другими ты
издевался и испытывал от этого настоящее наслаждение. Ты всегда был
крупным парнем, и мало кто способен был тебе перечить. Не так ли,
Юниан? Или лучше называть тебя Громилой?
