Иар Эльтеррус
ВИТОЙ ПОСОХ
ПРОБУЖДЕНИЕ
Ты идешь ниоткуда, ты идешь в никуда,
Мрак бессилья скрывая в бездонных зрачках.
На незримой дороге не отыщешь следа,
Словно все это сон, что рассыплется в прах.
Кем ты был, кем ты не был, кем ты станешь — ответ
Затерялся в потоке событий и встреч.
Только знаешь — возврата к прежней радости нет.
Только помнишь — в себе что-то важно сберечь.
Вновь подарками злыми «осчастливит» Судьба,
Кинет горстью, не спросит — готов, не готов.
Вновь в смятении разум, снова воля слаба
От дыханья сомнительных этих даров.
Для кого-то надежда, для кого-то ты — враг.
А по сути — фигура в нечестной игре.
Но отныне нет права на беспечность и страх,
Если кто-то решил, что есть — благо, что — вред.
Если кто-то решает, но душа видит ложь,
Мир дрожит в лихорадке, предвидя беду, -
И себя потеряешь, и иных не спасешь,
Если дух свой позволишь вести в поводу.
Так прими все проклятья, все насмешки судьбы,
Возроди сквозь себя их ростками добра,
Силой, мир пробудившей, не дающей забыть,
Что твой выбор и путь — не чужая игра.
(Мартиэль)
Пролог
У стены, возле вмурованного в нее кристалла Видения таких
размеров, что это вызвало бы лютую зависть у любого мага (если бы
оный маг каким-то чудом оказался здесь, что было совершенно
невозможно), застыл с легкой полуулыбкой на лице седой худощавый
человек в строгом черном костюме, обычном для игмалионского
аристократа. На первый взгляд, средних лет, но если присмотреться,
то сразу становилось ясно — он значительно старше, чем кажется. Об
этом четко говорили усталые, понимающие, слишком спокойные глаза.
Пальцы левой руки легко касались узоров управления, начертанных под
кристаллом, скользили по ним с едва заметной глазу скоростью — не
каждый из признанных мастеров, что бы он там ни мнил о себе, мог
работать с кристаллами так быстро.
Обнаружив искомое, седой дотронулся до узла активации, и в
кристалле возникло изображение аляповато обставленной комнаты, в
которой собрались несколько роскошно одетых, увешанных
драгоценностями господ. Они о чем-то яростно спорили, размахивали
руками и, похоже, никак не могли прийти к общему мнению. Улыбка
седого стала шире, в глазах появилась насмешка и одновременно некое
предвкушение. Около получаса он записывал на листе бумаге чьи-то
имена, связывая их между собой бесчисленными стрелочками. Изредка
седой приподнимал брови, демонстрируя удивление, или чуть слышно
хмыкал и покачивал головой. Видимо, разговор этих людей касался
чего-то, представлявшего для него большую важность. Когда они
разошлись, седой погасил кристалл и покивал своим мыслям. Затем
позвонил в колокольчик и бросил слуге, возникшему в кабинете,
словно призрак:
