Кто выдержал испытание столетием, тот выдержал его навсегда.
Стефан Цвейг
Что может быть интереснее классического романа? Классика, конечно, понятие большое, но не стоит пугаться: даже в классике великих вещей немного. И среди них нет «правильных» по канонам (вообще-то говоря, весьма расплывчатым) романного жанра, они обязательно в чем-то да уродливы, не по форме, так по содержанию, не по стилю, так по фабуле – уродливы как воспроизведенная в них жизнь. И такие же прекрасные. Что еще объединяет эти произведения? Ни одно из них не нуждается в звании «великий». Что прибавит этот титул «Моби Дику» Мелвилла или «Войне и миру» Л. Толстого? Этим романам не нужен чиновный сан и филологический восторг – ведь они созданы были вдали от житейской суеты, в тишине. И там же их лучше всего и «потреблять».
Мне с детства нравились романы (правда, не Ричардсона и Руссо), и они часто заменяли всё – и футбол, и «улицу», и даже кино. Я без ума был от «Острова сокровищ» Стивенсона, «Человека-невидимки» Уэллса, «Собаки Баскервилей» Конан Дойла. Чуть набрался ума – и полюбил (более сдержанно) «Бремя страстей человеческих» Моэма, «Сагу о Форсайтах» Голсуорси, «Землю людей» Экзюпери. Испытал кратковременный, со временем утихший восторг от «Мельмота Скитальца» Метьюрина и «Мастера и Маргариты» Булгакова. На всю жизнь остался поклонником «Путешествий Гулливера» Свифта. Много раз перечитывал «Мертвые души» Гоголя и «Дон Кихота» Сервантеса. И т. д. и т. п.
Что же самое важное в этих романах? В большинстве из них главное то, что их содержание много шире текста, а их суть – глубже самых глубокомысленных трактовок специалистов. И дело тут – не только в зоркости вдумчивого читателя, но прежде всего – в авторе. В настоящем писателе, в отличие от легиона графоманов и борзописцев, живетвеликая мысль и великая совесть, которые и понуждают его написать свой роман. Он обречен на него с рождения, рождается с ним, и умирает либо возрождается в нем. Без великой души романа не написать – в лучшем случае безжизненную и бессмысленную книжонку – ею прекрасно можно заполнить такую же пустую душу.
Ачто же повлияло на мой выбор – ведь любимых романов у меня гораздо больше ста, иногда по нескольку у одного автора. Видимо, вот что. Не оригинальная мысль: каждый пишет, как он слышит. Но верная. Прислушайтесь к Моцарту, к Чайковскому, к Соловьеву-Седому Ведь у них при всем многообразии музыкальных образов и символов мелодия одна и та же – мелодия их души, услышанная их ухом и настоянная на их сердце. Так и писатель всю жизнь пишет одно свое главное произведение, которое в зависимости от его плодовитости и таланта, а также широты взгляда на мир, обрастает ворохом замечательных, а когда и проходных произведений, становится «квинтэссенцией его души, его судьбы, его разума, его сокровенного и его творчества». (В. Еремин). Этот посыл стал общим местом и в рассуждениях интеллектуалов – мол, каждый человек можетнаписать один роман (и, увы, пишут). Известнейший Д. Джойс настаивал на том, что в чернильнице у человека есть только один-единственный роман, ему вторил малоизвестный, но тоже замечательный итальянский романист Итало Звево (Э. Шмиц): «Быть может, не останется незамеченным, что всю свою жизнь я писал один роман». Эту мысль можно найти практически у каждого прозаика. Да и что мысль? Оно и на деле так: самые яркие примеры – Дефо с «Робинзоном Крузо», Толкиен с «Властелином колец» и Сологуб с «Мелким бесом». Десятки выдающихся романистов написали по сути всего лишь по одной книге – книге о себе, о своем месте в мире, о времени, в котором им довелось жить или в которое они все мечтали либо отчаялись попасть. Другие их сочинения (даже ПСС) лишь растолковывали, либо уточняли главный их труд.
