26 июня 1941 год, Берлин
Я, Козырев Сергей Владиленович,
спецпосланник НКИД СССР, хитростью выбравшись из окружённого и
охраняемого эсэсовцами здания полпредства Советского Союза,
выполнил задание и сообщил временному поверенному в делах САСШ в
Третьем рейхе Леланду Беррнаду Моррису, что нас всех советских
дипломатов с семьями интернировали на территории посольства… а
судьба других советских граждан неизвестна… МИД Германии настаивает
на паритетном обмене нас на немцев в СССР, а не по общепринятой
формуле «всех на всех». Связи у нас с Москвой и вообще с миром -
нет!
Мистер Моррис меня заверил в горячей
своей поддержке и что обо всём, что я ему рассказал, тут же станет
известно в Москве и всему мировому сообществу.
И вот, после этой встречи, якобы с
моей берлинской девушкой, я в условленном месте… где меня ждал
подкупленный мною эсэсовец Хейнеман, который и помог мне выбраться
из полпредства СССР в Берлине.
Как только я сел в его машину, мы
сразу же тронулись…
- Ну, как девушка? - спросил
Хейнеман.
- Всё в порядке, благодарю вас. Она
так была рада меня увидеть, - последовал мой ответ.
Хейнеман стал отпускать какие-то
шуточки, но я слушал его невнимательно.
Вспомнив, что у меня кончаются лезвия
для бритья, я попросил его подъехать к первому попавшемуся
галантерейному магазину. Пока я выбирал лезвия, он рассматривал
роскошный помазок.
- Вот бы иметь такой! - с завистью
сказал он. - Но это могут себе позволить только состоятельные
люди…
Я предложил ему принять этот помазок
в подарок. Он не заставил себя уговаривать и, когда я расплатился,
спрятал пакетик в карман кителя.
По Шарлотенбургскому шоссе мы
направились к знаменитому берлинскому «функтурму» - радиомачте.
Днём в этом излюбленном месте вечерних прогулок берлинцев было
обычно пустынно, и мы решили там прогуляться.
Сначала немного погуляли в парке,
окружавшем радиомачту. В одном из его отдаленных уголков, около
ящиков для отбросов, стояли две скамейки, выкрашенные в
ядовито-желтый цвет.
На спинках скамеек ярко выделялась
черная буква «Л» - первая буква слова «Лийе».
Как и во всех скверах и парках
гитлеровской Германии, скамейки около мусорных ящиков были
специально отведены для евреев.
Когда мы с Хейнеманом прошли мимо
скорбной фигуры женщины в черном, сидевшей согнув спину и опустив
голову на краешке одной из скамеек, меня передернуло.
