— Может, с этим еще можно что-то
сделать? — осторожно спросила Машка, выглядывая из-за моего плеча.
Поморщилась и попыталась выдавить улыбку.
Ну да, видок у меня был жутковатый. С
непривычки можно и в обморок грохнуться. И если тело еще ничего,
почти не пострадало. То лицо…
— Попросить маму родить меня обратно?
— поинтересовалась я в ответ и изогнула бровь.
Точнее, попыталась. Бровей, как волос
на голове и ресниц, у меня не осталось. Левую сторону лица от виска
до подбородка перечеркнул изогнутый шрам. Поджившая кожа выглядела
неровной и чересчур розовой. В общем, Франкенштейн отдыхает.
Хорошо, хоть глаза остались целы.
— Современная медицина творит чудеса,
— продолжила убеждать Машка. Еще раз глянула на мою рожу в
зеркальном отражении и добавила: — Вроде бы…Но я уверена: хороший
пластический хирург сделает из тебя куколку. Станешь лучше, чем
была прежде.
— Надеюсь, страховка покроет его
услуги, — заметила я и пощупала кончик носа с небольшим
углублением. — Не смогу же я продолжать выступать в таком виде.
Разве что в маске — первое время.
Повернулась к подруге и, уперев руки
в бока, улыбнулась. Могу представить, как устрашающе это выглядело.
Машка потупила взгляд и, нервно дернув плечами,
поинтересовалась:
— Слушай, Ангелин, может, не стоило с
Макаронычем так грубо?
— Что?! — меня аж затрясло от злости.
— Хочешь сказать, надо было позволить ему залезть мне в трусы прямо
пред гостями? Он лапал меня так, словно купил не мое выступление, а
меня полностью. Я артистка, Маш, а не дешевая шлюшка. И, знаешь,
если бы судьба предоставила мне второй шанс, я бы поступила также.
Несмотря на это.
Указала на свое обезображенное лицо и
яростно сверкнула глазами.
Пару месяцев назад меня, артистку
варьете Ангелину Громову, пригласили выступать на дне рождения
известного в столице дельца Макароныча. Пригласили одну, без
музыкантов и других девчонок. Разумеется, Вилли, наш продюсер,
согласился. Он кипятком писал от возможности заполучить такого
богатенького спонсора. И то, что Макароныч явно рассчитывал на
большее, чем приватный танец, никого не волновало.
Никого, кроме меня.
Когда Макароныч усадил к себе на
колени и принялся тискать, выискивая самые аппетитные местечки, я
не выдержала. Изогнувшись, будто бы для поцелуя, так тяпнула
наглеца за нос, что чуть не откусила. А после спрыгнула с колен и,
засадив тонкую, как игла, шпильку охраннику в ногу, забрала у него
пистолет. Эта огнестрельная штучка помогла мне сбежать из
загородного особняка Макароныча, сохранить честь и достоинство.
