Одиночество — вещь заразительная.
Стоит только однажды предаться ему, и пиши пропало: все твои благие
планы и установки на жизнь рушатся прахом. Тотчас найдётся
немереное число причин и отговорок, чтобы и сегодня не покидать
своей квартиры и отсидеться в лучшем случае у компьютера, а в
худшем — перед телевизором, который моя суровая и упертая бабка,
ярая коммунистка и сталинистка, всю жизнь именовала не иначе как
«фонарь для идиотов». Мол, стоит ему зажечься, как идиоты всех
мастей немедленно сбегаются к нему, как бабочки, жуки и прочая
насекомая живность стремятся на свет во тьме кромешной ночи.
А если вы — пенсионер, который ещё не привык к эйфории безделья и
возможности валяться в постели хоть сутки напролёт, пусть и за
нищенскую пенсию, то у него тотчас найдутся ещё и умные
слова-объяснялки вашей лени, такие, например, как
самодостаточность. А ведь когда-то в юности, которую я все ещё
прекрасно помню, я не мог и дня провести, чтобы не выбраться
куда-нибудь в город, к девчонке, приятелям или, на худой конец,
просто ностальгически попинать мяч с местной дикорастущей детворой
на дворовой площадке.
- Заставлять себя надо! – назидательно молвил я собственной персоне
этим вечером, чувствуя себя, по меньшей мере, королем Людовиком,
отечески журящим своих поданных-крестьян, сетующих, что не в
состоянии поесть даже элементарного хлеба.
- А своё тело надо насиловать! — добавил я давнюю присказку нашего
армейского старшины, одновременно натягивая летние джинсы из
ткани-«облегчёнки» и силясь попасть носками в зашнурованные
кроссовки.
В данном случае насилие над собой заключалось в походе до
ближайшего магазинчика за бутылочкой минералки, а в идеале —
холодного пива, потому что жестяные банки я терпеть не могу, а
потягивать холодное пенистое — это все-таки традиция, а я — рьяный
сторонник традиций. И всё это называлось «прогулять себя», благо
собаки у меня нет, а пеший моцион, согласно философии моей соседки
по лестничной клетке тёти Розы, является наилучшим массажем
абсолютно всех внутренних органов.
Для человека, который получает маленькую пенсию, позволяющую лишь
как-то сводить концы с концами, а каждое утро которого начинается с
приема семи таблеток, которые ему нужно принимать еще
«неопределённое время», а, значит — всю оставшуюся жизнь, пешая
ходьба была и остаётся лучшим лекарством.
