«Вспоминается мне история про то, как какой-то старый дурень закинул в сине море невод и поймал не то рыбу, не то что-то земноводное, а может быть, даже млекопитающее, вроде дельфина, что ли. А может быть, он и не невод вовсе закидывал, а бросил шашку с динамитом, и эта тварь всплыла кверху пузом. Свидетелей по этому делу не осталось, в рыбоохране таких случаев помнят массу, так что за точность не ручаюсь.
Одним словом, этот старый браконьер чуть голову не потерял, когда понял, что тварь говорит с ним на одном языке, да еще сулит ему золотые горы. Думаю, он или пьяный был, или даже наркоман. Потому что ни один нормальный человек никогда не сознается в том, что слышал, как звери разговаривают, тем более – рыбы!
Ну, и вот попросил он у нее для своей бабы или, может, сожительницы сначала двухкомнатную хатенку, потом трехкомнатную, потом дачку или, как сейчас говорят, коттедж, а потом понадобились ему акции там разные на нефть, газ, уголь, цветные и черные металлы, алмазы разные драгоценные, изумруды, сапфиры, бриллианты, меха, лес строевой, яхты, корабли, в том числе, подводные, ракеты, и самолеты, а затем он вообще обнаглел: хочу, говорит, быть мужем президентши, в Кремль желаю и чтобы навсегда! Тварь ему в этом деле, конечно, не отказала. А он опять к ней – хвать ее за жабры и давай орать: „Чтоб икру свою только мне метала! И чтоб отборная, белужья! Желаю, говорит, монополистом быть! А остальным – шиш с маслом, но без икры!“
Не вынесла рыбина такого, понимаешь, наезда и всё сразу отобрала взад – и Кремль, и коттедж, и все квартиры, акции, облигации и всё такое!
Сидит этот дурень со своей бабой и слезы льет. Тут набежали вертухаи и тащат их в суд, а затем и в зону – варежки шить, а, может даже, и лес валить. Тут их сразу за кордоном враги, значит, наши признали политическими, потому как они пострадали, вроде бы, не за простое воровство и мошенство, а за свои политические взгляды. Вот как было дело. А ты говоришь – Пушкин! Разве ж во времена Александра Сергеевича от рыбы чего-нибудь зависело? А у нас – пожалуйста!»
Зкончив историю, рассказчик уснул. Уснул и его пьяный слушатель – немногословный прапорщик с упрямым лицом сильно пьющего дебошира.
Мерно гремели колеса под днищем вагона, в окно хлестали ветер и косой, злобный дождик.
