После взрывавшегося нестройными песнями, руганью, криками гвалта ярмарки внутри тарантаса казалось по-домашнему уютно. Трофим долго запрягал; наконец, двинулись. Скоро прекратило трясти – мостовая города осталась позади. Ехать было много, и Павлуша запросил:
– Матвеюшка… Матвеюшка, расскажи…
Сдерживая зычный бас, Матвей проворковал:
– Что рассказать, батюшка Пал Максимыч?
– Расскажи… как Бог мир сделал…
Матвей ласково улыбнулся, вздохнул, погладил черную курчавую бороду – Павлуша знал, что это он молится: как и всегда перед тем, как рассказать ему эту историю. С минуту молчали, потом Матвей причмокнул губами и загудел звучным голосом:
– Так-то вот так, батюшка Пал Максимыч. Сначала ничего во всем мире не было, кроме Господа Бога. И Он сперва сделал воду и небо над ней. В небе было пусто, и внизу ни души не было. Все это было в темноте, и Господь сделал так, что днем стало светло, а ночью – нет. Внизу-то все была вода, и Господь сделал землю-матушку. Там все было голо да тихо, и Господь сделал травушку-муравушку и деревьюшки еще сделал. Стало везде зелено, хорошо, как у нас сейчас в садике.
И как на небе не было ни солнышка, ни луны, ни единой звездиночки, то Господь сделал и солнышко, и луну, и звездочки. Солнышко стало днем светить, а ночью спать-почивать – тогда заместо него луна и звездочки светят, нам путь освещают.
И как и в воде, и в небе, и на земле никого еще не было, то Господь сделал рыбок, птичек и зверушек. Стали рыбки в воде плавать, птички стали по небу летать и на деревьюшках щебетать, а зверушки стали на земле жить, резвиться да играть. И все они радовали Господа. И человека Господь сделал. В шесть дней Он сделал мир. Так-то вот так. Ничего не было, и в шесть дней все стало. Дивны дела Твои, Господи! – он перекрестился, – Спаси и помилуй нас, грешных.
В тарантасе чуть покачивалась духота, убаюкивало. Павлуша отодвинул занавесочку: Луна на мгновенье спряталась за одиноким большим дубом. Каждый раз, когда Павлуша слышал этот рассказ, ему хотелось увидеть Бога; вот и теперь, зная уже, что никого не увидит там, он долго глядел на небо, но оттуда ему лишь подмигивали, смахивая холодные искорки с ресниц, звезды. Везде, куда Павлуша бросал взор, ему казалось уныло и скучно, глазки у него стали слипаться; он прижался к Матвею, зажмурился и все представлял, как Бог делал мир: представлял-представлял да и уснул.
