Голодные сумерки, словно чернильные пятна, расползались по
вечернему небу, пожирая алую полосу заката. Во влажном воздухе
витал слабый аромат багульника, цветки которого виднелись на
мшистом ковре, покрывающем берег. Белые лепестки, подсвеченные
болотными огоньками, меняли оттенок от золотисто-рыжего до
сине-зеленого, превращаясь из обычных растений в нечто
мистическое.
Окутанные туманом деревья, чьи корни тонули в стоячей воде,
скрипели ветвями и шелестели кронами, нехотя отзываясь на
провокации ветра. Из колючих кустов доносилось хриплое карканье
воронья, слетевшегося поживиться свежей плотью, но ни одна из птиц
не смела приблизиться к добыче без позволения хозяина. Лес и его
обитатели жили своей жизнью: привычной, размеренной, вечной… и
мертвую девушку воспринимали как корм, дарованный странными
людьми.
Однако так считали не все.
— Признал? — сиплый старческий голос звучал тихо и безжизненно,
идеально вписываясь в атмосферу гиблого места. Да и живым болотный
дух, сотканный из сизой дымки, давно уже не был.
— А должен? — задумчиво изучая лицо покойницы, спросил мужчина,
присевший на корточки возле ее тела.
В черных волосах его отливали зеленью тонкие серебряные пряди,
которые ярко вспыхивали при приближении магических огней. Чуть
прищуренные глаза светились изумрудным светом, выдавая
ведьмака.
Полуголая блондинка лежала неподвижной куклой в мутной воде.
Частично прикрытая слоем ряски, с потемневшими от влаги волосами,
разметавшимися по кочке, на которой, как на подушке, покоилась ее
голова, незнакомка казалась спящей. Юное лицо с идеальной кожей,
тонкими чертами и губами, синеватый оттенок которых девушке не шел,
выглядело безмятежным. Длинные ресницы отбрасывали тени на бледные
щеки, украшенные росчерком болотного ила, а на лбу, точно кровавая
звезда, красовалась метка от пулевого отверстия.
— Это она, Джаред! — Возглас болотника наполнился ликованием. —
Она!
— Уверен? — Брюнет склонил к плечу голову, продолжая любоваться
погибшей блондинкой. Затем протянул руку и осторожно убрал с ее
щеки мокрую прядь, переплетенную с прилипшей к коже травой. —
Русалка, — пробормотал он, обрисовывая указательным пальцем с
черным когтем овал девичьего лица.
— Если бы! — отозвался полупрозрачный старик, туманный шлейф
которого расползался над болотом. — Мертва не больше трех часов.
Еще остыть не успела бедняжка. Совсем как живая.
