"Ранней осенью небо нежнее,
Солнце чутче, прохладней зной,
И тепло в эти дни нужнее,
Даже, может, нужней, чем весной".
…
Я старею, готовлюсь к аду,
вроде белый, но весь в грязи,
потому что, моя отрада,
мне пролезть захотелось в ферзи.
А ведь бегал когда-то мальчонкой,
рядом нянька и верный пёс,
был я нежный, сродни собачонке,
нынче грубой щетиной оброс.
Ну, а в детстве, ты помнишь, были
шелковистыми кудри мои,
занесло их белесой пылью…
Я снимаю с волос слои
экзистенции подуставшей…
Эх, Сергуня, ну, кем ты стал?
Взглядом женщины низко павшей
мне судьба пророчит финал.
Мухоморы, "проглоттер", поганки,
"самоволки" и пот на челе…
В платье трепетной страстной вакханки
я танцую канкан на столе.
Декольте, рюш, фестон, подвязки,
лайм пуанты, жабо, макияж,
силиконовых две накладки…
И я слышу: "Ты наш! Ты наш!"
Либерастов в упор не вижу,
но держу про запас пиар.
На пиаре нажил я грыжу —
все ж какой-никакой навар.
В подсознанье плывут картины:
вновь я вижу осенний парк.
И я мальчик, такой невинный,
но реальность о землю – шварк!
Вновь дерьвья – небес подпорки —
няня, песик, твои глаза…
И бушует в моей подкорке
нескончаемая гроза.
Лучше было б остаться пешкой
и не лезть, как чумной, в ферзи…
Белка рядом грызет орешки,
я в осенней лежу грязи.
