Одним из неожиданных последствий информационного бума начала XXI века оказался небывалый прежде интерес к мемуарной литературе. Особым образом это касается России как страны, находящейся в крайне непростых отношениях с собственным прошлым. Воспоминания Лилианы Лунгиной («Подстрочник»), Натальи Трауберг («Сама жизнь») или Марины Шторх («Дочь философа Шпета») оказываются культурными событиями первого ряда, псевдоавтобиография Александра Чудакова «Ложится мгла на старые ступени» получает Букеровскую премию, а автор книг-интервью со свидетелями наиболее болезненных эпизодов советской и постсоветской истории Светлана Алексиевич – Нобелевскую. Несмотря на остро переживаемый книжной индустрией кризис, издательства запускают серии воспоминаний. Очередной пример – новая автобиографическая серия издательства «Никея», в которой уже вышли «Записки уцелевшего» Сергея Голицына, а одновременно с «Ровесницами трудного века» увидят свет воспоминания Сергея Десницкого.
Все это вполне закономерно. В переизбытке литературы на любую тему особенно ценным и оказывается человеческий голос, сам «тембр» которого говорит о времени и человеке больше, чем тома изложений и исследований. Неслучайно расцвет исследований так называемой исторической памяти, то есть не фактов истории, а того, как эти факты откладываются в человеческом сознании, пришелся на 1990-е годы XX века, когда распад империи лишил ее жителей готовых «официальных» форм памяти о прошлом, оставив их наедине с памятью частной, полной боли, страхов и обид, но также радостей и надежд.
Ольга Сергеевна Лодыженская (1899–1984), или Леля, как называли ее домашние – дочь можайского судебного следователя и выпускницы московского института благородных девиц. Отец умер от туберкулеза, когда Леле было три года, а ее сестре Таше, второму главному действующему лицу воспоминаний, не исполнилось и года, и мать с двумя дочерьми оказалась предоставлена сама себе и милости родственников. Семья отца – богатые пензенские помещики Лодыженские, зимой жившие большим домом в Москве, семья матери – обедневшие дворяне Дурново (брат Лелиного деда – выдающийся лингвист Николай Дурново, арестованный по «делу славистов» и расстрелянный в 1937 году). Незадолго до революции, после нескольких лет жизни на съемных квартирах они унаследовали маленькое имение прадеда под Можайском. Впрочем, вдруг обретенное благополучие «липовых помещиков», как называют себя сестры, было довольно относительным: дохода с имения они почти не получают и даже покупка лошади оказывается Лодыженским не по карману. Сестры идут по стопам матери, поступая в Московский институт благородных девиц у Красных ворот, – сейчас на его месте конструктивистское здание Министерства путей сообщения. Первая мировая гремит где-то на периферии детской памяти, не слишком нарушая привычное течение жизни, и концом ее оказывается Октябрьская революция, после которой институт распускают, а имение приходится покинуть, ведь жить в собственном доне – значит подчеркивать свое происхождение и рисковать жизнью. Отъезд из дома открывает череду скитаний – жизнь в съемных комнатах, у чужих людей или «самоуплотненных» знакомых, неустроенность гражданской войны, поиски работы, попытки пересидеть голод на Украине в начале 1920-х, снова Можайск и безработица, – которые заканчиваются подобием устроенности в Москве в конце 1920-х, когда сестры выходят замуж и жизнь входит в более-менее надежное русло. Героини воспоминаний оказываются «ровесницами трудного века» не только по возрасту; их частная история очень точно, почти аллегорически, повторяет все то, что переживает страна в его первые десятилетия.
