Иногда хочется, чтобы о Шелли было известно не больше, чем о Шекспире. Понимаю тех, кто желает знать все, что возможно, о жизни великого поэта, считая его личностью столь же интересной, как любой из героев, созданных его воображением. Шелли, однако, и у любящих его возбуждает чувства противоречивые. Как заметил Дж. Э. Саймондс[1]: «Те, кто казалось бы должны были объединиться над его могилой, все время ссорились и спорили, что смущает и самого рьяного исследователя». Даже в наши дни затруднительно обсуждать историю жизни Шелли без того, чтобы какой-нибудь пламенный почитатель поэта не обвинил собеседника в непонимании одного из благороднейших представителей человечества, а возникает это затруднение потому, что Шелли существовал в двух ипостасях. Был Шелли-ангел, мечтавший о создании на земле Царствия Небесного, но был также непостижимый и нетерпимый Шелли, когда он убеждался в невозможности воплотить свои мечты в реальность.
Доуден[2] охарактеризовал его отца, сэра Тимоти Шелли как «человека с заблудившимся умом, мыслящего хорошо, а действующего дурно». Благие намерения сэра Тимоти касались респектабельных классов, а его сын принадлежал к стану революционеров, однако обоих, отца и сына, ожидала одна и та же участь: их лучшие намерения приносили окружающим только несчастье.
Шелли можно было бы назвать прирожденным экспериментатором. Рассказывают, что мальчиком он возымел «страсть к игре с огнем» и однажды поджег одежду на дворецком. А еще родственников тревожили его опыты с химическими реактивами и электричеством. Когда он учился в Оксфорде, его комнаты напоминали неопрятную лабораторию: повсюду пятна от кислот и дыры, прожженные в ковре, почему приятели жили в постоянном страхе, как бы он не погиб при взрыве или не спалил все здание.
На первый взгляд может показаться странным, что самый «эфирный» из поэтов XIX столетия был так склонен к научным интересам. Кстати, Шелли опередил свое время, твердо уверовав в возможность воздухоплавания, но при этом он также верил, что стоит лишь одному воздушному кораблю появиться над Африкой и сам факт будет способствовать освобождению от рабства всех черных невольников. Он был кроме того очень привержен к так называемой парапсихологии и не раз пытался вступить в общение с «душами умерших», для чего однажды всю ночь просидел в склепе Уорэмской церкви, надеясь узреть привидение, хотя такую попытку можно скорее объяснить не его научной любознательностью, но воздействием шестипенсовых «сенсационных романов».
