Мия
— Очнулась? — слышу мужской голос сквозь шум в ушах.
Виски пульсируют, а голова будто налита свинцом. Больно не то что открыть глаза, а даже дыхание дается с трудом. Совершенно не понимаю, что происходит. Не помню, где я и что со мной случилось. Делаю глубокий вдох, выдох, звон немного рассеивается, и только тогда приоткрываю веки. Картинка перед глазами размазана и окончательно сбивает с толку.
— Выпей, — раздается совсем рядом со мной низкий голос.
С трудом фокусирую взгляд на протянутой широкой ладони с белой таблеткой по центру, и кажется, что я это где-то уже видела, но нет сил копаться в воспоминаниях.
— Что это? — поморщилась от того, каким громким кажется собственный голос.
— Выпей, станет легче, — так и не могу посмотреть на мужчину, настойчиво предлагающего таблетку и зажатый во второй руке стакан с водой.
Не задумываюсь, делаю как сказано и, забрав лекарство, кладу его на язык, запивая ледяной жидкостью.
Снова закрываю глаза и, помассировав виски, привыкнув к ощущениям, распахиваю веки. Напротив меня в кресле сидит Он. Пронзительно-синие равнодушные глаза неотрывно следят за мной, проникая под кожу и вызывая табун мурашек. Воспоминания тут же обрушиваются на меня беспощадной чередой событий.
Я сама села к нему в машину, собираясь нарушить все папины запреты и окунуться в волнующее приключение, на которое не решилась бы даже неделю назад.
Его улыбка, от которой сжимается все в груди и в животе порхают бабочки. Протянутая бутылка шампанского, чтобы отметить мое сумасбродство и смелость. Пузырьки, лопающиеся во рту и щекочущие нос, а затем внезапно навалившаяся усталость и темнота.
— Что ты подмешал в шампанское? — смотреть на него все еще больно, а в голове туман, сквозь который с трудом продирается осознание произошедшего.
— Снотворное, — ответил спокойно.
— Зачем? Я и так сама уехала с тобой. Что ты со мной сделал? — упиралась ладонями в матрас, чтобы не упасть обратно на кровать.
— Ничего. Лишь то, что ты и хотела. Спрятал от назойливой опеки твоего отца, — низкий баритон обволакивает, дурманит, как и тогда, когда я впервые услышала его голос.
— Спрятал где? — боль отступает, и на смену растерянности приходит страх.
Да, я хотела уехать с ним, хотела хоть раз сделать что-то наперекор отцу, устав от бесчисленных запретов и удушающей заботы. А встретив его, такого мужественного, высокого и красивого, его ведь даже эта русая бородка, напоминающая больше щетину, совершенно не портила, а придавала еще больше брутальности. А эти пронизывающие до самого нутра синие глаза с прищуром, от взгляда которых у меня подгибались коленки, совершенно не выходили из головы.
